Источник: Наталья Михайлова

Прочитайте текст на прикрепленной иллюстрации, где говорится о женском психологическом насилии, как о явлении громадного масштаба и гораздо более страшном, чем «синяки и кровоподтеки», полученные женщинами от мужчин. Сразу бросается в глаза ловкая подмена понятий. Синяков и кровоподтеков я, разумеется, не боюсь, к физической боли отношусь хладнокровно, но избиение – это унижение. Когда-то из-за пощечины дрались на дуэли. И конечно, ни с чем не сравнимое унижение, когда рядом оказывается человек, который вбивает в тебя этику служанки: не так говоришь с господином – на подзатыльник, не выполнила приказ – на пощечину. Противопоставление «всего лишь синяков» у женщин и глубокой душевной травмы униженного мужчины – старая песня о низшей и высшей касте. Холопов били и секли, но считалось, что у них нет чести, поэтому они способны испытывать только физические страдания. И если холоп отделался подзатыльником, пощечиной, пинком под зад, тычком – это, считай, пустяки. Другое дело – дворяне, имевшие эксклюзивное право на человеческое достоинство: любое унижение дворянина, даже словесное, считалось крайне серьезным. О том же говорят нам современное заявление Мизулиной: «Когда мужчина бьёт жену, нет такой обиды, как если унизить мужчину». Это то самое утверждение, что мужчина имеет эксклюзивное право на человеческое достоинство. Я хочу сказать еще несколько слов об источнике мифа о якобы «суперспособностях» женщин в осуществлении психологического насилия. Об этом источнике как раз уместно поговорить в контексте поднятой темы иерархии. Дело в том, что нарушение субординации – большое оскорбление для вышестоящего. И прежде всего, когда этот вышестоящий не может за нарушение субординации наказать. Тут очень ярко смотрится монолог купца Ахова из «Не все коту масленица» Островского. Вот он с сокращениями: «Родства народ не уважает, богатству грубить смеет! Дядя говорит: поклонись по-родственному! Не хочу. Ну, поклонись ты, нищий, хоть за деньги! Не хочу. () А как отцы-то жили! Куда они делись, те порядки, старые, крепкие? () Отчего вы не лежите теперь в ногах у меня по-старому; а я же стою перед вами весь обруганный, без всякой моей вины?»(с) Разорвало Ахова от того, что люди, которых он благодаря своему богатству и патриархальным законам («порядки старые, крепкие») мог хоть с кашей есть, вдруг обрели независимость от него и сразу же не захотели «лежать у него в ногах». Это Ахов ощущает, как поругание, прямо психологическое насилие над ним, невинным. Действительно, мужчины часто остро переживают все, что можно отнести к нарушению субординации со стороны женщины. И что именно они сочтут нарушением субординации, зависит от степени патриархальности мужчины. Кто-то скажет даже, что недопустимо, если женщина отвечает мужчине грубостью на грубость: женщина в любом случае должна быть почтительна. Однако множество мужчин в современном обществе не имеет рычагов «наказать» женщину за нарушение субординации. Это и есть боль и гнев купца Ахова, с которым вдруг посмели дерзко заговорить те, кому положено по старым крепким порядкам лежать у него в ногах, а он ничего им не может сделать! Так что я готова согласиться, что мужчины реально могут болезненно воспринимать женское психологическое «насилие», точнее – свое бессилие принудить женщину к соблюдению субординации. Но дело тут вовсе не в женщинах. Конечно, женщины, будучи людьми, способны совершать психологическое насилие. Но миф об их особенном таланте к психологическому насилию, об исключительном женском садизме порожден именно мужским представлением об иерархии.