Перевод: Void Hours

Правка: Юлия Хасанова

Если порнография — это часть свободы мужчин, то эта свобода несовместима с моей свободой.

В 1978 я написала целую кучу коротких статеек. Я отчаянно нуждалась в деньгах и хотела иметь возможность опубликовать их за деньги. Из всех них «Нервное интервью» было, наверное, самым трудным для понимания в плане проблематики и особенно с точки зрения литературной формы. Несмотря на это, оно оказалось единственным опубликованным, правда, не за деньги. Норман Мейлер умудрился издать множество своих интервью с самим собою, все они были совершенно бессмысленны, и все они были совершенно серьезно восприняты литературоведами всех мастей. Так что это отчасти пародия на него и выбранную им форму и отчасти пародия на меня саму и выбранное мною движение.

Она была на взводе. Назвать ее поведение противоречивым было бы преуменьшением. Она пришла в час и тут же удалилась. Не для того, чтобы подразнить, и не из кокетства. Ее враги говорили: «Паранойя». Она говорила: «Здравый смысл». В наш век Стеклянных Домов все мы — разбрасыватели камней, это здравый смысл. Но напряжение нарастало. Ну-ка отчитайся перед нами, давай-ка объяснись. С того самого судьбоносного дня, когда она сложила вместе два слова — «вялый пенис» — ей приходилось скрываться и объясняться. Она проигнорировала требования извинений. Будучи осторожной, она затаилась. Только что она получила письмо от бывшей подруги, полное обвинений, утверждающее, что она не понимает «химию любви». Нет, она была готова признать,— не более чем физику или математику (или даже простую арифметику) любви. Она только понимала ее законы, понимала литературу и политику пола, не науку. И теперь, после без малого двух лет скитаний/изгнания, она возвращается в Нью-Йорк. Словно принося себя в жертву. Спрашивая себя, когда жрецы доберутся до нее. Решившись до последнего отрицать богов.

В: Странно, как кто-то, столь агрессивный на бумаге, может так любить уединение и ненавидеть публичную жизнь.

О: Я просто застенчива, вот и все. И холодна, и необщительна.

В: Многие мужчины в этом городе считают вас убийцей.

О: Я слишком застенчива, чтобы убивать. Думаю, им стоило бы больше бояться друг друга и меньше бояться меня.

В: Почему вы не даете интервью?

О: Потому что все это такая фальшивка. Один человек задает вопрос — подготовленный заранее и очень официальный, или очень неловкий и искренний. Затем другой пытается ответить в том же духе. Культ славы и личности, все такое. Это неправильно.

В: Тогда почему это? Почему сейчас?

О: Не могла заснуть. Вся на нервах. Тревожные кошмары о Нью-Йорке. Возвращение домой. Рай и помойка. Знаете, я жила во многих местах. Я все время бросаю их. Все время возвращаюсь в Нью-Йорк, но не могу в нем долго оставаться. Но это то, чего мне хотелось бы больше всего. Где-то осесть. Так что я беспокойна и раздражена.

В: Люди при встрече с вами удивляются. Тому, что вы вежливы.

О: Мне это кажется странным. Почему бы мне не быть вежливой?

В: Это не то качество, которое обычно ассоциируется с радикальными феминистками.