Перевод: *void_hours*

Правка: simvol_leta

Интервью с американской феминисткой Маргарет Папанреу.

Важно понимать, что опубликованное интервью не является простым транскриптом. Это интервью, как и практически все другие, было составлено из фрагментов гораздо более длинной записи разговора. Я являюсь противницей этого процесса, а потому количество сделанных перед публикацией изменений повергло меня в ужас. Не думаю, что когда-нибудь смогу провести интервью с кем-нибудь еще потому, что, будучи опубликованным, оно всегда оказывается фальшивкой. Ничего из сказанного Маргарет Папандреу или мною не было переиначено, но дело не в этом. Как человек, часто дающий интервью, я ненавижу искажения, вносимые редакторской правкой и удалениями. В этом случае, даже несмотря на мои усилия и старания Робин Морган, которая в качестве редакторки журнала «Ms.» занималась подготовкой статьи, я осталась недовольна как процессом, так и результатом. Все говорилось не так, не в том порядке, многого не хватает. Так что отнеситесь к этой статье как к смонтированной киноленте: те фрагменты, что вы видите в документальных телепередачах, были отобраны из длинных диалогов, которые вам самим никогда не удастся ни воссоздать, ни представить себе.

Когда 21 апреля 1967 года военная хунта захватила власть в Греции, многие из моих друзей с Крита, где я жила в 1965 и 1966 годах, были арестованы. Эти аресты охватили несколько поколений. Некоторые из моих друзей либо сами отсидели в тюрьме во время правой диктатуры Метаксаса, либо там побывали их родители. Некоторые пережили нацистскую оккупацию Крита. Некоторые оказались за решеткой — по крайней мере, мои друзья постарше — после гражданской войны 1946-49 годов из-за того, что были коммунистами. Все они помнили, словно если бы это случилось с ними самими, турецкую оккупацию (длившуюся более 400 лет и завершившуюся в 1829 г.). Все, кого я знала, понимали, что такое политический террор, и боялись полиции. Вне зависимости от политических убеждений, все были скрытны, осторожны и понимали, что либеральное правительство Георгиоса Папандреу, тогдашнего премьер-министра, держалось на волоске и что правые при поддержке США вполне могли ввести более жесткие ограничения на гражданские свободы. Коммунистическая партия была объявлена вне закона, и все ее члены и сторонники жили в вечном страхе ареста. Особенно сильно правых раздражал левый экономист Андреас Папандреу, сын Георгиоса — известный радикал, наделенный даром убеждения и представлявший те политические устремления, которые многим приходилось скрывать.

В первые дни моего пребывания на Крите Георгиос Папандреу выступил с речью. За три дня до этого люди с гор начали стекаться в город — в повозках, на мулах, пешком, целыми семьями, женщины с детьми на руках, тысячи крестьян. Два года спустя к власти пришла хунта, и Георгиос Папандреу и его сын-диссидент были брошены в тюрьму. 6000 человек оказались арестованы по политическим мотивам.

Георгиос Папандреу умер в 1968 году. Андреас, которого во времена диктатуры Метаксаса в 1939 году подвергали пыткам, восемь месяцев провел в одиночном заключении, когда даже разминаться ему позволялось только в строгой изоляции, в специально построенной клетке. Давление со стороны Джона Кеннета Гэлбрейта, Глории Стайнем и других вынудило президента Линдона Джонсона убедить полковников позволить Андреасу отправиться в изгнание. Он вернулся в Грецию после падения хунты в 1974 году; и в 1984, будучи основателем новой социалистической партии, стал премьер-министром Греции.

Он женат на американке Маргарет Чент, феминистской активистке из города Элмхёрст, штат Иллинойс, с которой мне посчастливилось беседовать во время ее семейного визита в Соединенные Штаты. Я была чрезвычайно рада возможности пообщаться с нею. Избрание ее мужа на пост премьер-министра стало для меня своего рода отмщением за друзей, которых я любила и которые были пересажены – даже несмотря на то, что многие из них принадлежат к левацким партиям и находятся в оппозиции Андреасу Папандреу.

Кроме того, Маргарет – феминистка, проживающая в стране, где только две женщины из ста учились в колледже и только девять из ста закончили среднюю школу; женщины которой получили право голоса лишь в 1952 году; в которой женщина по закону не имеет родительских прав над собственными детьми, даже если их отца нет в живых. Трудно представить себе жену главы правительства, которая не только была бы президентом Союза женщин Греции, но также и настоящей феминистской активисткой. Именно такой женщиной и является Маргарет Папандреу. Вот некоторые отрывки из нашего разговора.

Андреа Дворкин: Женщины в Греции социально сегрегированы — по крайней мере, в общественной жизни. Каким образом эта сегрегация повлияла на вас?

Маргарет Папандреу: Я думаю, именно это положение женщин и заставило меня сделать их права приоритетом в моей политической борьбе. Когда я впервые приехала в Грецию, то увидела второсортный — даже хуже, чем второсортный, третьесортный — статус женщин в этой стране. Это произвело на меня неизгладимое впечатление. Многие греческие женщины тоже так считают. Они провели всю жизнь с этим статусом и теперь посвятили свою жизнь борьбе с ним. Поэтому для меня стало большой радостью найти женщин, которые были сильнейшим образом заинтересованы в политическом активизме подобного рода.

А. Д.: В Соединенных Штатах рост самосознания сыграл важнейшую роль в развитии женского движения — потому что, даже несмотря на нашу социальную интегрированность в мир, мы обнаружили свою полную разобщенность. Греческие женщины связаны между собою гораздо теснее, чем мы — они живут в больших семьях, в деревенской среде, и так далее. Понимают ли они, что их объединяет? Или они все еще слишком обособлены друг от друга, чтобы понимать, что происходит?

М. П.: Все еще разобщены, как мне кажется. Они все еще считают необходимым во что бы то ни стало защищать своих мужей, показывать, что у каждой из них самый лучший муж в группе. Особенно в сельской местности для них бывает очень нелегко открыться и откровенно рассказать, что они думают на самом деле. Единственным источником престижа и возможностью продвижения по социальной лестнице для них являются их мужья.

Только тридцать процентов наших женщин работают вне дома. Таким образом, две трети женщин являются исключительно домохозяйками. (Каждая женщина, работающая вне дома, тоже выполняет всю работу по дому). Для них очень важно создать самое благоприятное впечатление о своем браке перед соседями или деревней.

Когда мы отправляемся организовывать деревенских женщин, мы не спрашиваем у них напрямую, бьют ли их мужья. Мы спрашиваем, известно ли им что-нибудь об избиениях. Большая часть из них качает головой и говорит «нет». Некоторые женщины помоложе отвечают: «Что это значит, о чем вы говорите? Мы знаем, что в этой деревне случаются избиения». Но большинство не хотят рассказывать об этом. Когда я говорю «женщины помоложе», мне стоит уточнить: иногда это женщина постарше, женщина семидесяти пяти-восьмидесяти лет.

А. Д.: Есть ли у вас какое-то представление об уровне домашнего насилия, переживаемого греческими женщинами? Какова его интенсивность? Частота?

М. П.: Насколько мне известно, такой статистики нет, но думаю, что оно очень распространено. В обществе с господством мужчин, в патриархальном обществе со свойственной ему семейной иерархией и отношением к женщине, в семье не может не быть насилия. Жена там существует на правах животного — то есть того, кто носит воду, прислуживает мужу, так что ей достаются и пинки. Это несложно, она же не человек. Я не имею в виду младшее поколение, но от поколения к поколению таких уже разительных перемен не происходит.