Перевод: *void_hours и sadcrixivan* Правка: *simvol_leta*

Перемены не невозможны. Это не невозможно. В мире можно изменить очень многое. И самое время изменить условия жизни женщин, полностью, абсолютно и навсегда.

Этот текст написан тоже для речи, произнесенной 8 апреля 1983 года в штате Нью-Йорк. Он был опубликован по предложению и инициативе одного молодого человека, студента колледжа, в литературном журнале университета “The ABC of Reading” в 1984 году. Я помню, как летела на самолете, более походившем на консервную банку, – только я и пилот. Помню сотни юных лиц вокруг меня. Той ночью парни из студенческого братства попытались вломиться в отведенную мне на кампусе комнату в практически пустом здании. Меня от них отделяли две наглухо запертые двери. Связь с городом не работала, а внутренняя линия не отвечала, так что я не могла вызвать охрану. Я затаилась. Они ушли.Я все еще считаю, что проституция должна быть декриминализована, как об этом говорится в статье, но также все чаще думаю о том, что нам нужны простые, эффективные и работающие уголовные законы, направленные против эксплуатации женщин в рамках сексуального торгового оборота. Мы должны признать выгодополучателей – сутенеров и клиентов – преступниками и обходиться с ними соответственно, – точно так же, как это мы делаем с избивающими жен мужчинами.

Я представляю самую болезненную сторону женского движения. Я работаю с дерьмом, настоящим дерьмом. Робин Морган называет это «работой по зверствам». И в общем-то так оно и есть.

Я работаю с тем, что случается с женщинами в течение нормальной женской жизни по всей планете, – с самыми обычными вещами: насилием, преступлениями, нарушениями прав человека, – и проблема в том, что общество в целом считает все это совершенно нормальным. Насилие настолько системно, что мы просто не замечаем, как женщины повсеместно подвергаются ему, потому что проявления насилия стали такими привычными и обыденными.

Поскольку женщины повсюду; и поскольку, как писала Шуламит Файерстоун, пол как класс попросту не замечается – так как все считают, что это естественный ход вещей; и поскольку многие проявления насилия, которым систематически подвергаются женщины, называются сексом; и поскольку женская социализация делает нас слепыми и глухими к страданиям других женщин; и поскольку у нас нет государственных механизмов компенсации за совершенные над нами преступления, иногда начинает казаться, что феминизм – это группа женщин, стоящих перед волной цунами с вытянутой вперед рукой и говорящих «Стоп». Поэтому люди говорят: «Ну, это безнадежно», и после «Это безнадежно» они говорят «Ничего не поделаешь, это жизнь».

Женское движение отказывается считать, что это «просто жизнь». Это политика, это история, это власть, это экономика, это институциональные методы организации общества, – это не «просто жизнь». И это касается всех проявлений: сексуального насилия, экономического угнетения, «естественных» отношений между женщинами и детьми (снова перефразируя Шуламит Файерстоун, женщины и дети объединены не биологией, а политикой, общим для нас бесправием; и я с ней согласна).

Есть один признак, по которому женское движение похоже на другие политические движения. Каждое политическое движение основано на вере в то, что люди не должны переживать определенные виды боли. Что эта боль не является необходимой. Что она не имеет оправдания. Что она не является частью установленного Богом порядка. Что она не является биологически неизбежной. Что эти страдания порождены человеческой волей. Что это то, что одни люди делают с другими людьми.

Если вы верите в то, что Бог сотворил женщин неполноценными и подчиненными, то феминизм практически ничего не сможет рассказать вам о вашем месте в обществе. Политическое движение против Божьей воли не кажется разумной формой организации. И действительно, мизогины часто говорят: «Вы спорите не со мной. Вы спорите с Господом». А мы отвечаем: «Ну, раз уж ты создан по Его подобию, сойдешь и ты. Так что давай, выходи, начнем обсуждение. Ты Его представитель, ты и так постоянно говоришь от Его имени».

Другой вид аргументов в пользу женской неполноценности – очень распространенный – ее биологическое обоснование. Эту проблему можно рассматривать с разных сторон. Это, в определенном смысле, и есть центральный вопрос женских прав и того, какими должны быть эти права: потому что существуют разные мнения относительно того, какими правами мы, женщины, должны обладать. Если бы большинство людей считало, что мы должны располагать теми же правами, что и мужчины, и что наши жизни имеют не меньшую ценность, мы бы жили в совершенно другом мире. Но этого нет. Такой предпосылки нет.

Так что в обсуждениях того, какие права должны быть у женщин, многие люди начинают ссылаться на биологию. Для этого есть миллионы способов. Например, они обнаруживают – они прикладывают незаурядные усилия, чтобы обнаружить – что какие-то ползающие существа ведут себя определенным образом, и говорят: «Посмотрите! Семь миллионов лет назад мы были родственными видами». Это – перевирание теории Чарльза Дарвина, против которого должен протестовать всякий образованный человек. Невозможно смотреть без содрогания, как такую серьезную и трудную для понимания теоретическую работу используют столь недобросовестным образом.

Те же самые люди приводят в пример приматов, рыбу; они указывают на все, что движется, на все, что дышит, на все, до чего они только могут дотянуться. И они говорят нам, что мы должны выводить наши права из поведения какой-то козявки, которую они нам подсовывают. Часто они ссылаются даже на те виды, само существование которых в какой-то отдаленный доисторический период является теоретическим допущением.

Ярким и любимейшим мною примером подобного является цихлида. Это доисторическая рыба – или, точнее, существует мнение, что была такая доисторическая рыба. Последователи Конрада Лоренца (и это ученые, так?) утверждают, что цихлида-самец был неспособен к спариванию, если только его партнерша не демонстрировала благоговение. Так что же это – проекция или… рыба? Кейт Миллет в «Политике пола» удивлялась, как рыба может демонстрировать благоговение.

Люди, которые ищут в других животных (я неохотно соглашусь, что мы тоже животные) причины, по которым женщины, человеческие женщины, должны находиться в подчинении, резво скачут от вида к виду и запросто игнорируют любые данные, противоречащие их идеологии. И вот это, это – вполне человеческая слабость, и в этом все дело: это и есть человеческая слабость. Нам не нужно допускать, что шимпанзе или насекомым свойственны те же самые особенности, что и нам, для того, чтобы определить что-то человеческое.

Ключевой задачей женского движения является опровержение метафизической по своей сути идеи о биологической неполноценности женщин. Я не знаю, как часто вам казалось, что с вами обращаются тем или другим образом потому, что окружающие считали вас биологически ниже самих себя. Думаю, что если вы припомните многие унизительные события в своей жизни – и я обращаюсь к женщинам в этой аудитории – то их причиной окажется убежденность унизившего вас человека, что вы заслужили подобное обращение просто потому, что вы женщина. А это значит, что в каком-то смысле в силу биологических причин вы не имеете права на то же чувство собственного достоинства и на то же человеческое уважение, что и мужчины.

Эта вера в биологическую неполноценность женщин присуща не только мужчинам. Не только мужчины верят в это. С самого детства женщин учат думать о себе то же самое, и многие из нас так и делают. Это убеждение и является тем фундаментом, на котором основывается нынешняя гендерная система, сталкиваетесь ли вы с ней лично напрямую или нет. Также оно используется как оправдание для большей части того системного сексуального насилия, которому подвергаются женщины.

Я собираюсь сегодня очень много говорить о сексуальном насилии, но прежде всего мне бы хотелось вкратце рассказать о женском движении и его отношении к знаниям – которые, по существу, и есть его цель. Женское движение не является чисто политическим. Это не только движение избирателей. Это не только движение за проведение реформ – в любом значении слова реформа, потому что когда имеешь дело с верой в женскую биологическую или данную от Бога неполноценность, нет такой реформы, которой было бы под силу решить эту проблему. Мы не можем изменить статус женщины в каком бы то ни было обществе, не разобравшись сначала с простейшими метафизическими представлениями о женской природе: кто мы такие, чего мы хотим, на что мы имеем право, для чего предназначены наши тела и, в первую очередь, кому они принадлежат.

Женское движение – это движение за знание, к знанию. Я прилетела сюда, в этот колледж, чтобы обратиться к вам. Многие из вас здесь учатся, и у всех вас были свои причины пойти в этот колледж, личные причины. Но также каждую из вас привели сюда и социальные причины. Вы пришли в колледж, чтобы научиться быть взрослыми в этом обществе. Взрослыми определенного класса, взрослыми определенного типа, взрослыми, которым в обществе отведено определенное место. И женщины, которые учатся здесь, пришли сюда хотя бы отчасти для того, чтобы научиться быть женщинами. С самого раннего детства, когда вас впервые привели в детский сад, вас туда отдали именно для этого.

То же самое верно и для мужчин. Если то, чему вас хотят научить, не впаяно намертво, если оно надежно не закреплено, если что-то все еще болтается и перекатывается, это их последний шанс исправить и зафиксировать это. И по большей части, это им удается. Вас исправляют. И в то же самое время эти учреждения, как нам говорят, существуют для того, чтобы давать вам знания. Женское движение, как и другие политические движения до него, обнаружило огромный пласт знаний, которые по политическим причинам не допускают в колледжи и университеты, в среднюю и младшую школу. А потому вы должны постоянно находиться в поиске новых знаний: не просто учить то, что вам предлагают, но и искать вопросы, которые вам стоит задавать. Женское движение, в общем и целом, со многими исключениями, со многими неудачами, со многими несовершенствами, посвятило себя тому, чтобы искать вопросы, которые нужно задавать, и задать их.