… и в конце концов мое сердце снова перевернется, повернется плохой стороной наружу, хорошей вовнутрь, и опять я буду беспрестанно искать средство, как мне стать такой, какой мне бы очень хотелось быть и какой бы я могла быть, если бы… в мире не было других людей.

— Анна Франк, «Убежище. Дневник в письмах», 1 августа, за три дня до ее ареста

(1)

Феминизм, согласноThe Random House Dictionary, — это «доктрина, выступающая за уравнивание социальных и политических прав женщин с правами мужчин». Это один из основных принципов феминизма, и я прошу вас не насмехаться над ним, не высмеивать его как реформистский, не отвергать в приступе того, что вам кажется борьбой за идеологическую чистоту левого крыла.

Некоторые из вас всеми сердцем и душой боролись за гражданские права для черных. Вы поняли, что в том, чтобы сидеть за грязным прилавком и обедать тухлым гамбургером, нет совершенного ничего революционного, — и вы также поняли унижение, унижение из унижений, заключающееся в невозможности сделать даже это. И потому вы, и другие такие же как вы, положили свои жизни на то, чтобы черные не были вынуждены страдать от систематических ежедневных унижений исключения из институтов, которые вы на самом деле не поддерживали. За все годы существования движения за гражданские права я никогда не слышала, чтобы белый мужчина-радикал сказал черному: «Почему ты хочешь есть там, ведь есть кашу дома гораздо лучше?» Было понятно, что расизм — гнойная патология и что эта патология должна быть оспорена везде, где бы ни появлялись ее жуткие симптомы: для проверки развития самой патологии; для уменьшения ее пагубного воздействия на ее жертв; для спасения жизней черных, по одной, если это необходимо, пострадавших от расистской системы, осуждающей тех, кто живет в горькой нищете.

Однако когда речь заходит о ваших собственных жизнях, вы не делаете таких же заявлений. Сексизм (верное определение которого — систематическое культурное, политическое, социальное, сексуальное, психологическое и экономическое порабощение женщин мужчинами и патриархальными институтами) — тоже гнойная патология. Он гноится в каждом доме, на каждой улице, в каждом суде, на каждом рабочем месте, в каждой телепередаче, в каждом фильме. Он гноится практически в каждом взаимодействии между мужчиной и женщиной. Он гноится в каждом взаимодействии между женщиной и институтом в этом обществе, где доминируют мужчины. Сексизм гноится, когда нас насилуют или когда мы выходим замуж. Он гноится, когда нам отказывают в абсолютном контроле над нашими телами — неважно, государство или мужчина решает, как будут использовать наши тела. Сексизм гноится, когда нас учат подчиняться мужчинам, сексуально и/или интеллектуально. Он гноится, когда нас учат и принуждают служить мужчинам на их кухнях, в их постелях, как прислуга, как гребаные работники в их разнообразных делах, как преданные приверженицы своей работы, какой бы эта работа ни была. Он гноится, когда нас учат и принуждают лелеять их как жены, матери, любовницы или дочери. Сексизм гноится, когда нас вынуждают учиться мужской культуре, но при этом запрещают нам узнавать свою собственную культуру или гордиться ею. Он гноится, когда нас учат чтить и уважать мужские голоса, так что у нас нет своих собственных голосов. Сексизм гноится, когда, начиная с младенческого возраста, мы вынуждены сдерживать всякий порыв к приключениям, всякое стремление к достижению или величию, всякие смелые и оригинальные поступок или идею. Сексизм гноится день и ночь, день за днем, ночь за ночью. Сексизм — это фундамент, на котором построена всякая тирания. Каждая социальная форма иерархии и злоупотребления построена по образцу доминирования мужчин над женщинами.

Я никогда не слышала, чтобы белый радикальный мужчина высмеял или оклеветал черного мужчину за требование принять закон о гражданских правах или за обвинение тех, кто отказывается голосовать за этот закон, в расизме. Тем не менее, многие левые женщины говорят мне: «Я не могу понять политику поправки о равных правах». Дальнейшее обсуждение всегда показывает, что эти женщины были оклеветаны левыми мужчинами за то, что сокрушались, что поправка о равных правах не сможет быть принята в этом году или в ближайшем будущем. Позвольте мне рассказать вам о «политике поправки о равных правах»: отказ принять ее — это отказ признавать женщин достаточно умными, чтобы пользоваться правами гражданок; отказ принять ее осуждает женщин на жизнь ничтожества перед законом; отказ принять ее подтверждает мнение, что женщины уступают мужчинам в силу своей биологии, только потому, что родились женщинами. Среди политиков зазорно быть расистом или антисемитом. Но не зазорно пренебрегать гражданскими правами женщин.

На мой взгляд, любой человек, который искренне признает ваше право на достоинство и свободу воли, осознает, что ужасные симптомы сексизма должны быть оспорены везде, где они появляются: для проверки развития самой патологии; для уменьшения ее пагубного воздействия на ее жертв; для спасения жизней женщин, по одной, если это необходимо, пострадавших от сексистской системы, осуждающей тех, кто живет в горькой нищете. Любой человек, являющийся вашим товарищем, интуитивно узнает это унижение, унижение из унижений — систематическое недопущение до прав и обязанностей гражданства. Любой человек, являющийся вашим настоящим товарищем, будет стремиться положить свое тело, свою жизнь, чтобы вы больше не подвергались унижению. Я попрошу вас посмотреть на своих левых мужских товарищей и определить, действительно ли они сделали это для вас. Если нет, то они не принимают вашу жизнь всерьез — и вы, пока работает вместе с ними, тоже не будете воспринимать свою жизнь всерьез.

(2)

Феминизм — это исследование, которое только началось. Женщин учили, что для нас земля плоская и что если мы отважимся заглянуть за ее край, то упадем с него. Некоторые из нас, однако, заглянули и до сих пор не упали. Моя вера, моя феминистская вера, — в том, что мы не упадем.

Наше исследование состоит из трех частей. Во-первых, мы должны открыть наше прошлое. Дорога назад неясна, ее трудно найти. Мы ищем знаки, которые скажут нам: женщины жили здесь. А затем мы пытаемся увидеть, какой была жизнь тех женщин. Это печальное исследование. Мы видим, что на протяжении веков, на протяжении всего записанного времени, женщин попирали, эксплуатировали, унижали, систематически и бессовестно. Мы видим, что миллионы женщин погибли как жертвы организованного гиноцида. Мы находим бесконечные зверства, выполненные в таких огромных масштабах, что другие злодеяния блекнут по сравнению с ними. Мы видим, что гиноцид принимает множество форм — убийство, калечение, членовредительство, рабство, изнасилование. Для нас непросто выносить то, что мы видим.

Во-вторых, мы должны рассмотреть настоящее: как сейчас организовано общество; как работает эта глобальная система угнетения по половому признаку, забирающая так много невидимых жизней; каковы источники мужского доминирования; как мужское доминирование увековечивает себя в организованном насилии и тоталитарных институтах? Это тоже печальное исследование. Мы видим, что по всему миру наши люди, женщины, находятся в цепях. Это психологические, социальные, сексуальные, правовые, экономические цепи. Это тяжелые цепи. Эти цепи закованы систематическим насилием полового класса мужчин в отношении нас. Для нас непросто выносить то, что мы видим. Для нас непросто сбросить эти оковы, найти ресурсы, чтобы отозвать наше согласие от угнетения. Для нас непросто определить, какую форму должно принять наше сопротивление.

В-третьих, мы должны представить себе будущее, в котором мы были бы свободными. Только представление себе этого будущего может стимулировать нас, чтобы мы не оставались жертвами нашего прошлого и нашего настоящего. Только представление себе этого будущего может дать нам силу, чтобы отречься от нашего рабского поведения — выявить его всякий раз, когда мы проявляем его, и искоренить его из нашей жизни. Это исследование не печально, но оно безумно сложно — потому что каждый раз, когда женщина не отказывается от рабского поведения, она встречает в лоб всю силу и жестокость своего обидчика.

Политически ангажированные женщины часто задают вопрос: «Как мы, женщины, можем поддержать борьбу других людей?». Этот вопрос в качестве основы для политического анализа и действий повторяет саму форму нашего угнетения — он расценивает наш половой класс как помощниц. Если бы мы не были женщинами — если бы мы были мужчинами-рабочими, или черными мужчинами, или какими угодно мужчинами — то этого нам было бы достаточно, чтобы распознать факт собственного угнетения; только одно это придало бы нашей борьбе авторитет в глазах мужчин-радикалов.

Но мы женщины, и первый факт о нашем угнетении заключается в том, что мы невидимы для наших угнетателей. Второй факт о нашем угнетении заключается в том, что мы учились — веками и с самого младенчества — видеть их глазами, и потому мы невидимы для самих себя. Третий факт о нашем угнетении заключается в том, что наши угнетатели не просто мужчины — главы государств, мужчины-капиталисты или мужчины-милитаристы, но и наши отцы, сыновья, мужья, братья и любовники. Никакие другие люди не захвачены настолько полностью, так совершенно покорены, так лишены какой-либо свободы о памяти, так ужасно лишены самобытности и культуры, так оклеветаны как группа, так унижены и оскорблены в повседневной жизни. Но мы все равно слепо идем вперед и снова и снова спрашиваем: «Что мы можем сделать для них?». Пришло время спросить: «Что они теперь должны сделать для нас?». Этот вопрос должен быть первым в любом политическом диалоге с мужчинами.

(3)

На протяжении всех этих патриархальных веков женщины были тверды в том, что защита жизней других важнее защиты наших собственных жизней. Мы умирали в родах, чтобы другие могли жить. Мы поддерживали жизни детей, мужей, отцов и братьев на войне, во время голода, при любой разрухе. Мы делали это в печали глобального рабства. Мы знаем все, что можно знать о стремлении к жизни во время патриархата. У нас есть все, что необходимо для осуществления этого стремления.

Настало время отказаться от патриархата, оценив наши собственные жизни так же полно и решительно, как мы ценим жизни других. Настало время посвятить себя заботе и защите подруга подруги.

Мы должны создать ценности, которые берут начало в сестринстве. Мы должны создать ценности, отвергающие фаллическое превосходство, отвергающие фаллическую агрессию, отвергающие все отношения и институты, основанные на мужском доминировании и женском подчинении.

Будет нелегко создать ценности, которые берут начало в сестринстве. Многие века мужские ценности запихивали в наши глотки и затрахивали в наши пезды. Мы являемся жертвами насилия настолько всеобъемлюще, настолько постоянно, настолько неумолимо и бесконечно, что не можем указать на конкретную точку и сказать: «Вот здесь оно начинается, а вот здесь заканчивается». Все те ценности, которые мы могли бы защищать, являются следствием нашей приверженности мужчинам и их идеям, пропитанным насилием или памятью о нем. Мы знаем больше о насилии, чем любой другой человек на этой земле. Мы впитали такое его количество — как женщины и как еврейки, негритянки, вьетнамки, коренные американки и так далее — что наши тела и души иссушены его последствиями.