Перевод: Сара Бендер Редакция: Светлана Куприн
Сегодня, в отличие от начала XX века, деторождение не отягощено политической повесткой [1], решение не иметь детей (или отсутствие решения, ведущее к тому же результату) — сугубо личное дело. В большинстве случаев это итог интимного диалога женщины с самой собой, не имеющий отношения к идеологической позиции. Бездетность распространяется все шире, особенно в англоязычных странах, но также и в Японии и Южной Европе. За двадцать лет, постепенно и незаметно, количество бездетных женщин в этих станах выросло почти вдвое.
Говоря об этой новой тенденции, в англоговорящих странах обычно различают «бездетных» и «чайлдфри», то есть тех, кто сознательно отказывается от возможности иметь детей. Немцы говорят о Kinderlosigkeit (нем. «бездетность»), у этого слова сходное значение, в то время как во Франции, где явление не так распространено, нет специального слова. Нет чёткого разделения сознательной и вынужденной бездетности, как нет и термина, обозначающего конкретный стиль жизни.
Примерно 10-11% француженок не имеют детей, и прогнозы демографов не предполагают больших изменений [2]. В то же время это число достигает 18% в Англии [3], 20% в Италии [4], 16% в Австрии (25% из них – в Вене) [5], и около 21-26% в Германии [6]. Та же тенденция наблюдается и за пределами Европы. В США, где показатели рождаемости остаются высокими, 20% женщин бездетны, что вдвое больше, чем тридцать лет назад [7]. Австралийское исследование показало, что как минимум 19.7% австралиек репродуктивного возраста останутся бездетными [8], а в данных из индустриализированных стран Азии, таких как Сингапур и Таиланд, фигурируют схожие числа [9]. У нас нет точных данных о количестве бездетных женщин в Японии, но мы знаем, что в Японии один из самых низких в мире показателей рождаемости, наряду с Германией, где он застыл на отметке примерно 1.3 ребёнка [10].
Фактически, эти числа указывают на молчаливое сопротивление материнству. Очевидно, что как только женщины получают возможность контролировать свою репродуктивную функцию, учиться, выходить на рынок труда и добиваться финансовой независимости, материнство прекращает быть естественными самоочевидным фактом, и становится вопросом. Хотя решение не иметь детей всё ещё удел меньшинства, эта тенденция являет собой подлинную революцию, свидетельствующую о необходимости пересмотра женской идентичности. Конечно, не все индустриализованные страны находятся в одинаковом положении. Эволюционирующие культурные нормы и семейная политика будут влиять на решение потенциальных родителей, но феномен бездетности, усиленный индивидуализмом нашей эпохи, не исчезнет, особенно учитывая то, что он имеет определённые преимущества, делающие его привлекательным.
В странах, наиболее подверженных бездетности и спаду рождаемости, причиной этого явления служит сочетание двух факторов. Первый и, возможно, самый важный — это влияние модели хорошей матери. Второй, вытекающий из первого — отсутствие семейной политики, которая облегчала бы положение женщин.
Влияние культурных норм
Эти факторы присутствуют в трёх крупных индустриализованных странах, в остальном довольно сильно отличающихся друг от друга: в Германии, Италии и Японии. Имея сильные патриархальные традиции, эти страны дольше других цеплялись за модель, в которой полы комплементарны, а мужская и женская сферы, роли и задачи строго разделены. Женщины ответственны за заботу о детях, муже и доме, а мужчины — за всё остальное.
Исторически эта модель могла существовать везде, но в данных трёх странах продолжают переоценивать материнскую роль настолько, что она доминирует над всеми остальными аспектами женской идентичности. Немецкое Mutter, итальянское mamma и японское kenbo [11] излучает мифическую ауру материнства, одновременно жертвенную и всемогущую. И напротив, французское maman и английское mommy кажутся довольно эфемерными.
Женщины, отождествляющиеся с фигурой идеальной матери, оказываются в плену своих домашних обязанностей. Едва ли возможно избежать бремени, получающего такую мощную общественную поддержку. В обществе, созданном мужчинами и для мужчин, получающих только выгоды от существующего положения, изменить ситуацию крайне сложно. Кроме того, моральные обязательства, связанные с ролью матери, унаследованы от старшего поколения, которое считало, что материнством жизнь женщины полностью исчерпывается.
Тем не менее, начиная с 1970-х, следуя примеру других индустриализованных стран, немки, итальянки и, чуть позже, японки, стали понемногу получать высшее образование и выходить на рынок труда [12], стремясь к свободе, финансовой независимости и возможному компромиссу между семьёй и карьерой. Но зачастую общество — в этом все общества единодушны, несмотря на разницу в других аспектах — остается глухим к ожиданиям женщин. Как только женщина рожает ребенка, она оказывается в домашнем плену. Детских садов катастрофически не хватает, но если женщина всё-таки найдёт решение этой проблемы, она скорее всего столкнется с неодобрением своей матери и свекрови. Доверить ребёнка учреждению или незнакомцу считается материнским дезертирством, достойным осуждения [13]. Ситуацию на рабочем месте тоже трудно назвать благоприятной: дискриминация матерей с маленькими детьми широко распространена, особенно в Японии.
В конечном итоге женщины откладывают материнство на более поздний возраст и рожают меньше детей. Хотя обеспокоенные падением рождаемости правительства и пытались проводить политику, направленную на поддержку семьи, как, например, в Германии [14], которая выделила средства на детсады для детей до трёх лет, идеал хорошей матери, посвящающей всю жизнь детям, всё ещё силен. Изменение этого идеала занимает куда больше времени, чем обеспечение детсадами.
Предпочтение матери в ущерб женщине
Ни одна страна не может позволить себе игнорировать изменения уровня рождаемости. В долгосрочной перспективе на кон поставлены пенсионные выплаты, мощь и само выживание государства. Чтобы приостановить спад последних десятилетий, некоторые европейские правительства пересмотрели свою семейную политику. Демографы выявили четыре подхода, которые в основном определяются структурой традиционной системы общественного благосостояния в стране:
«В Скандинавских странах проводится универсальная государственная политика, направленная на поощрение независимости индивидов и социальное равенство; государство обеспечивает большую часть благосостояния (государство всеобщего благосостояния). Англоязычные страны поощряют рыночный индивидуализм; семьи и рынок обеспечивают благосостояние (либеральное государство всеобщего благосостояния). Страны Центральной Европы (включая Францию и Германию) проводят политику, направленную на сохранение статуса кво и традиционных форм семьи; их благосостояние в основном зависит от семьи (консервативное государство всеобщего благосостояния). Средиземноморские страны похожи на консервативные государства, но еще сильнее ориентированы на семью (южноевропейское государство всеобщего благосостояния)» [15].
С феминистской точки зрения можно разделить эти четыре категории на две группы: страны, которые реализуют политику, учитывающую полный спектр женских стремлений, и страны, которые этого не делают. Иными словами, одни стратегии благосостояния помогают женщинам справляться с разными социальными ролями, в то время как другие поддерживают только матерей-домохозяек. Во втором случае все другие требования к женщине — те, касаются ее карьеры — считаются личным выбором, не имеющим отношения к политике государства. Однако, последние несколько десятилетий показали, что наиболее успешной является политика, помогающая женщинам справляться с различными ролями, как политика скандинавских стран и, в меньшей степени, Франции.
Страны с наиболее низким уровнем рождаемости — Япония, Италия, Германия — по-видимому, предлагают женщинам наименьший выбор. В Японии, как и в Италии, рождение ребёнка вне брака по-прежнему встречают неодобрением, также как и развод. Институт брака в Японии (по мнению одного демографа) «находится в процессе коллапса», количество браков (которые до сих пор часто являются договорными) снижается [16], как и количество детей. Компромисс между семьёй и работой считается практически невозможным. Большинство японских женщин бросают работу, когда выходят замуж или рожают первого ребенка. По данным опроса японского министерства здравоохранения от 2006 года, треть женщин, которые продолжают работать после свадьбы, уходят с работы в последующие четыре года. Дошкольные учреждения редки и дороги, детсады принимают детей только с трёх лет и закрываются в два часа дня. В начальную школу принимают с шести лет. В этих обстоятельствах обещание японского премьер-министра Юкио Хатоямы выплачивать семьям около 250 долларов в месяц в течение всей учёбы ребёнка в школе вряд ли изменит ситуацию. До недавних пор аналогичная ситуация, которой очень способствовала идея незаменимости материнской заботы, наблюдалась и в Германии, особенно в бывшей ФРГ. В прошлом в обеих странах выбор женщин был весьма ограничен: исключительное материнство или бездетность. Опыт европейских стран показывает, что самый высокий уровень рождаемости там, где наибольшее количество работающих женщин. Однако, это зависит не только от щедрых декретных выплат и подобных мер семейной политики. Чтобы женщины рожали больше детей, должно быть достаточно учреждений, обеспечивающих качественный уход за детьми в течение рабочего дня, а также возможность работать неполный день или с гибким графиком. В странах вроде Австрии, наряду с щедрыми декретными выплатами — 2.3% ВВП — одни из самых щедрых в Европе, наблюдается также отсутствие частных и государственных дошкольных учреждений [17]. В результате уровень рождаемости там низкий, а количество бездетных женщин высокое, особенно среди женщин с высшим образованием.
Наглядный пример — Германия. Она смогла избавиться от множества оков традиционной семьи, вариантов стало гораздо больше: брак с последующим рождением детей, одиночество, сожительство, гостевой брак, родитель-одиночка или мачеха/отчим, теперь все это приемлемо. Однако рождаемость осталась низкой, так как семейная политика, хоть и предлагает щедрую финансовую помощь, но по сути поощряет матерей оставаться дома, поддерживая роль отца-добытчика и вынуждая женщин выбирать между семьёй и работой, как только родится первый ребёнок.