Я посвящаю эту речь Элизабет Гулд Дэвис, авторке «Первого пола», несколько месяцев назад покончившей жизнь самоубийством и ставшей незадолго до этого жертвой изнасилования; Энн Секстон, поэтессе, совершившей суицид 4 октября 1974 года; Инес Гарсия, тридцатилетней жене и матери, которую несколько недель назад, в Калифорнии, приговорили к пяти годам лишения свободы за убийство мужчины весом в сто тридцать килограмм, который удерживал женщину на месте, пока ее насиловал его друг; и Еве Даймонд, двадцатишестилетней матери, у которой пять лет назад отняли ребенка за махинации с социальной поддержкой — и которую несколько месяцев назад, в Миннесоте, приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения за убийство мужчины, прожившего с ней год в браке и чуть не забившего ее до смерти.

Сегодня мы поведем речь о гиноциде. Гиноцид — это систематическое искалечивание, изнасилование и/или убийство женщин мужчинами. Гиноцид — это термин, дающий название безжалостному насилию, совершаемому гендерным классом мужчин против гендерного класса женщин.

Один из примеров гиноцида — китайское бинтование ног. На протяжении тысячи лет в Китае все женщины переносили калечащую процедуру, превращавшую их в пассивные эротические объекты для мужчин; живую собственность; существ, вынужденных полностью полагаться на мужчин в обеспечении их пропитанием, водой, кровом и одеждой; существ, не способных встать на ноги и сбежать от мучителя или объединиться в борьбе с садизмом угнетателей.

Другой пример гиноцида — это массовые изнасилования женщин в Бангладеш. Там насилие над женщинами было частью плана армий захватчиков. Как многим из вас известно, число женщин, изнасилованных вражескими солдатами, оценивается в двести-четыреста тысяч — и после войны они остались «грязными» в глазах собственных мужей, братьев и отцов, которые бросили их зарабатывать на жизнь проституцией и умирать от голода. Гиноцид в Бангладеш был совершен сперва мужчинами вражеских армий, а затем — местными, мужьями, братьями и отцами: он был совершен гендерным классом мужчин против гендерного класса женщин.

Сегодня, в Хэллоуин, пришло время вспомнить и другой случай гиноцида — массовое истребление девяти миллионов женщин, прозванных ведьмами. Эти женщины — наши сестры — гибли на протяжении трех сотен лет в Германии, Испании, Италии, Франции, Голландии, Швейцарии, Англии, Уэльсе, Ирландии, Шотландии и Америке. Гибли во имя Господа Бога и Сына Его — Иисуса Христа.

Начало организованным гонениям на ведьм было положено 9 декабря 1484 года, когда Папа Иннокентий VIII назначил двух монахов доминиканского ордена — Генриха Крамера и Якоба Шпренгера — инквизиторами и велел епископам дать определение колдовству, описать образ действия ведьм и способы их обнаружения, а также установить судебный процесс. Крамер и Шпренгер написали манускрипт, названный «Молот ведьм». «Молот ведьм» сочетал в себе черты католического богословия и юриспруденции; его даже можно было бы сравнить с американской Конституцией: он имел силу закона. Любой, кто нарушал его, был виновен в ереси — страшнейшем из преступлений. И любой, кто отрицал его авторитет или осмеливался подвергать сомнению его достоверность, был виновен в ереси — страшнейшем из преступлений.

Но прежде чем приступить к разговору о содержании «Молота» я хочу сообщить о статистических данных о ведьмах, дошедших до нас. Девять миллионов — примерная цифра, именно ее обычно используют в своих работах ученые. Предполагаемое соотношение женщин и мужчин среди погибших на кострах варьируется от двадцати до ста к одному.

Колдовство было исконно женским преступлением, и на страницах «Молота» подробно объясняется почему. Во-первых, Иисус Христос родился, сносил лишения и умер ради спасения мужей мира сего — не женщин; и потому женщины намного более падки на соблазны Сатаны. Во-вторых, женщина «более алчет плотских наслаждений, чем мужчина, что видно из всей той плотской скверны, которой женщины предаются». Ее убогая сущность пошла от сотворения самой Евы, которую создали из кривого ребра. Этот дефект — причина лживой сущности женщин. В-третьих, женщины по определению безнравственны, злопамятны, тщеславны, тупы и неизбежно злы: «Соглашусь лучше жить со львом и драконом, нежели жить со злой женой... Всякая злость мала по сравнению со злостью женщины… Если женщина думает в одиночестве, то она думает о злом». В-четвертых, женщины уступают мужчинам как в силе тела, так и в силе духа и умственно подобны детям. В-пятых, женщина «горше смерти», ибо всякий грех начинается с нее и из-за нее, и потому что женщина — «скрытый, льстивый враг». Наконец, колдовство было женским деянием, поскольку «все совершается у них из ненасытности к плотским наслаждениям».

Хочу напомнить вам, что все это — не просто пустые разговоры глупцов; это убеждения, в которые верили ученые, законотворцы, судьи. Я хочу напомнить, что девять миллионов женщин были сожжены заживо.

Ведьм обвиняли в том, что они летают, сношаются с Сатаной, наводят порчу на скот, вызывают грады и бури, приводят к распространению болезней и

эпидемиям, околдовывают мужчин, превращают мужчин и самих себя в животных и животных — в людей, убивают людей и пожирают их плоть, крадут мужские гениталии и прячут их. На самом деле это — кража мужских гениталий — в католическом праве считалось основанием для развода. Если гениталии мужчины не возвращались на законное место спустя три года, его супруга имела право подать на развод.

Нелегко мне было раскопать среди всей этой огромной кучи женоненавистничества самое гнусное, самое неслыханное — и самое смехотворное — из всех деяний, совершенных ведьмами, но, думаю, мне это удалось. Шпренгер и Крамер пишут:

…Наконец, что нужно думать о тех ведьмах, которые такие члены в большом количестве, до двадцати или тридцати членов зараз, скрывают в птичьем гнезде или ящике, где они движутся, как живые, и принимают пищу, что многие видели и что повсеместно известно?

Действительно, что? Что нам думать? Что думать нам — тем, кто вырос в католических семьях? Что нам думать, когда мы видим, что наши священники в американских пригородах занимаются экзорцизмом, что вера в колдовство остается фундаментом католического вероучения? Что нам думать, когда мы видим, как Лютер годами раздувал пламя этого гиноцида под видом борьбы с Сатаной? Что нам думать, когда мы узнаем, что Кальвин самолично сжигал ведьм и стоял за облавами на ведьм в Цюрихе? Что нам думать, если страх и ненависть пред женской звериной сущностью нашли свое отражение в еврейских законах?

Некоторые из нас имеют очень ограниченный взгляд на мир. Мы говорим: то, что случается с нами как с женщинами, на самом деле случается с нами как с индивидами. Мы даже говорим, что любое насилие, испытанное нами как женщинами — например, изнасилование или побои от рук мужа, любовника или незнакомца, — было деянием одного индивида против другого. Некоторые из нас даже извиняются перед агрессором — мы жалеем его; мы говорим: он не виноват, его просто спровоцировала женщина, которая не так себя повела, не так оделась, не в то время подвернулась ему под руку.

Мужчины заявляют, что и на их долю выпадают тяготы «угнетения». Они говорят, что за свою жизнь не раз становятся жертвами матерей, жен и «подружек». Они говорят, что женщины сами провоцируют насилие своей похотью, злобой, меркантильностью, высокомерием и глупостью. Они говорят, что мы — источник их агрессии и должны ответить за это. Они говорят, что их жизни полны тягот, и виной тому — мы. Они говорят, что матери наносят им неисцелимые травмы, жены — кастрируют, а любовницы крадут их драгоценное семя, юность и мужество — и никогда матери, жены и любовницы не бывают для них достаточно хороши.

И что нам остается думать? Ведь если мы сложим воедино все случаи насилия — изнасилования, домогательства, искалечивания, нападения, массовые убийства; если внимательно прочтем их романы, поэмы, политические и философские трактаты и увидим в них сегодня ту же ненависть, с какой писала о нас Инквизиция вчера; если мы поймем, что гиноцид на протяжении всей нашей истории — это не просто какая-то ошибка, случайный просчет или досадное недоразумение, но логический исход того, что они считают нашей ниспосланной богом или биологической натурой; тогда нам наконец придется признать, что при патриархате гиноцид — это реальность сегодняшнего дня для живущих в нем женщин. И тогда нам ничего больше не останется, кроме как обратиться друг к другу — в поисках сил вынести все это и смелости бороться.

Женщины — феминистки — борются не за прибавку к зарплате и не за равные с мужчинами права в мире, управляемом мужскими законами, и не за возможность для женщин творить новые законы в терминах, придуманных мужчинами. Все это — экстренные меры, призванные спасать жизни женщин здесь и сейчас, но такими реформами не усмирить разгул гиноцида; такими реформами не положить конец неумолимому насилию, совершаемому гендерным классом мужчин против гендерного класса женщин. Эти реформы не в силах остановить эпидемию изнасилований в нашей стране или эпидемию домашнего насилия в Англии. Они не положат конец стерилизации черных и нищих белых женщин — жертв мужчин-докторов, возненавидевших женскую похоть. Эти реформы не вытащат из застенок психбольниц женщин, заключенных туда их близкими мужчинами в наказание за протест против рамок женской роли или правил женского служения. Они не вытащат из тюремных застенок женщин, которым пришлось — ради собственного выживания — торговать своим телом; которые отомстили своим насильникам или, спасаясь от побоев, убили мужчину, который чуть не убил их. Эти реформы не помешают мужчинам и дальше эксплуатировать женский труд по дому и поддерживать мужскую идентичность путем мучения женщин в так называемых «любовных» отношениях.

И никакие личные достижения в рамках патриархата не положат конец этому бесконечному гиноциду. Пока жив патриархат, ни одна женщина не вольна свободно жить, любить и растить детей. Пока жив патриархат, каждая женщина — жертва — в своем прошлом, настоящем или будущем. Пока жив патриархат, каждая дочь — жертва — в своем прошлом, настоящем или будущем. Пока жив патриархат, каждый сын — потенциальный предатель родной матери, насильник и эксплуататор женщин.

Мы не сможем свободно жить и любить, пока не объединимся под единым знаменем революционного сестринства. Это значит, что пришла пора прекратить поддерживать угнетающих нас мужчин: кормить и одевать их, драить их дома, подпитывать их нашей жизненной силой. Это значит, что пришла пора отказаться от жизни, уготованной нам женским полом — отринуть мазохизм, который, как нас учили, составляет саму сущность женщины. Это значит, что пришла пора низвергнуть каждый институт, закон, философию, религию, традиции и обычаи патриархата — патриархата, сосущего нашу «грязную» кровь, построенного на нашем «обыденном» труде.