Памяти Сары Гримке (1792-1873) и Анджелины Гримке (1805-1879)

(1)

Во вступлении к «Феликсу Холту» (1866) Джордж Элиот написала:

«… много на свете безмолвных страданий; звуки, возбуждающие сердечную агонию, частенько бывают заглушены в общем хоре стремглав летящей жизни; взгляды ненависти, поражающие в самое сердце, не вызывают воплей о помощи, — есть воровства, лишающие человека навеки спокойствия и веселья и однако тщательно хранимые в тайне самим пострадавшим, — эти страдания не выливаются в других звуках, кроме ночного стона, не выражаются другими письменами, кроме тех, которые запечатлевают на челе страдальца длинные месяцы затаенного отчаяния и подавленных слез. Не одно наследованное горе, разбившее светлые надежды молодой жизни, осталось навеки тайной, неповеданной человеческому слуху…»

Сегодня я хочу поговорить с вами о «наследованном горе» женщин земли Американской, горе, которое омрачило миллионы миллионов человеческих жизней, горе, которое осталось «тайной, неповеданной человеческому слуху», и о горестях, которые были услышаны, но забыты.

История этой нации — это история кровопролитий. Все, что здесь выросло, росло на полях, орошенных кровью близких друг другу народов. Эта нация построена на гниющих трупах нации индейцев. Эта нация построена на рабском труде, массовой резне и горе. Это нация расистов, нация сексистов, нация убийц. Эта нация патологически одержима стремлением к господству.

Пятьдесят пять лет назад мы, женщины, стали гражданками этой нации. Спустя семьдесят лет яростной суфражистской борьбы наши милостивые господа сочли приличествующим

дать нам право голоса. С тех пор мы стали, — по крайней мере, номинально, — участницами кровопролития нашего государства; мы стали замешаны, формально и официально, в его преступлениях. Надежды наших праматерей возлагались на то, что когда женщины получат право голоса, мы остановим с его помощью преступления мужчин и против мужчин, и против женщин. Наши праматери верили, что дают нам орудие, с помощью которого мы сможем превратить развращенную нацию в нацию добродетели. Так горько говорить, что они заблуждались. Так горько говорить, что право голоса стало надгробным камнем на их безвестных могилах.

Мы, женщины, не можем похвастаться множеством побед. Во всем мире наш народ закован в цепи — заклеймен второсортным по отношению к мужчинам; лишен контроля над собственными телами, подвластными мужчинам и их законам; становится жертвой жестоких, варварских преступлений; приговорен законами, традициями, обычаями к сексуальному и домашнему рабству; беспощадно используется во всех видах наемного труда; грабительски лишен идентичности и стремлений еще при рождении. Мы хотим объявить право голоса своей победой. Мы хотим праздновать. Мы хотим радоваться. Но на самом деле право голоса было лишь поверхностной, косметической переменой в нашем положении. Право голоса было для нас иллюзией участия без настоящих свободы и независимости. До сих пор мы — колонизированный народ, подчиненный воле мужчин. И на самом деле за правом голоса скрыта история движения, которое предало само себя, отказавшись от собственных прозорливых идей и идя на компромиссы со своими самыми фундаментальными принципами. 26 августа 1920 года предвещает, как ни горько это говорить, смерть первого феминистского движения в Америке.

Как можем мы праздновать эту смерть? Как можем мы радоваться кончине движения, поставившего своей целью спасти наши жизни от разрушительной и разоряющей патриархальной власти? Какую победу можно увидеть здесь, в мертвом прахе выгоревшего феминистского движения?

Вот для чего нужна была борьба за право голоса: чтобы мы смогли увидеть во плоти наше невидимое прошлое и понять, как и почему столь многое в конце превратилось во столь малое; чтобы мы смогли воскресить наших мертвецов и изучить, как они жили и почему умерли; чтобы мы смогли найти лекарство от болезни, скосившей их, и не стать ее следующей жертвой.

Я думаю, многие женщины выступают против феминизма, потому что это мучительно — осознавать женоненавистничество, пропитавшее культуру, общество и все личные взаимоотношения. Это как если бы наше угнетение много тысячелетий назад бросили в лаву, и теперь оно превратилось в гранит и каждая отдельная женщина была похоронена в камне. Женщины пытаются выжить внутри камня, заключенные в его толщу. Женщины говорят: «Мне нравится этот камень. Он не такой уж и тяжелый». Женщины защищают камень, говоря, что он оберегает их от дождя, ветра, огня. Женщины говорят: «Камень — это все, что я знаю, куда же я без него?»

Для некоторых женщин заточение в камне невыносимо. Они хотят свободно двигаться. Они делают все возможное, чтобы выцарапать себе путь наружу из камня, заточение в котором сводит их с ума. Они срывают ногти, отбивают кулаки, сдирают кожу на руках до крови и мяса. Они вспарывают губы о камень, и ломают зубы, и задыхаются от гранитной крошки во рту. Многие женщины умирают в этой отчаянной, одинокой битве с камнем.

Но что, если бы стремление к свободе пробудилось во всех женщинах, похороненных в камне? Что, если бы само вещество камня настолько пропиталось зловонным запахом гниющих женских тел, сконцентрированной вонью тысяч лет разложения и смерти, что ни одна женщина не смогла бы сдержать отвращения? Что бы сделали эти женщины, если бы наконец они и правда захотели освободиться?

Полагаю, они бы начали изучать камень. Полагаю, они бы бросили все свои умственные и физические способности на анализ камня, его структуры, его качеств, его природы, его химического состава, его плотности, законов физики, определяющих его свойства. Они попытались бы найти места, где он потрескался, выяснить, какие вещества могут его разложить, какое давление потребовалось бы для его разрушения.

Такое исследование потребовало бы абсолютной строгости и честности: любая ложь о природе камня, сказанная ими самим себе, помешает их освобождению; любая ложь об их жизни внутри камня, сказанная ими самим себе, продлит пытку.

Я думаю, что мы больше не хотим быть похороненными внутри камня. Я думаю, что вонь разлагающихся женских останков наконец стала такой гнусной, что мы готовы взглянуть в глаза правде — о камне и о том, как нам живется внутри него.

(2)

Рабство женщин возникло тысячи лет назад, в предыстории цивилизаций, которая до сих пор нам недоступна. Мы не знаем, как женщины стали рабынями мужчин. Зато знаем, что порабощение женщин мужчинами — наиболее древняя из известных форм рабства в истории мира.