Кто же становится жертвами изнасилований? Женщины — любого класса, расы, образа жизни и возраста. Большинство изнасилований внутрирасовые: белые мужчины насилуют белых женщин, черные мужчины насилуют черных женщин. Самой молодой жертвой запротоколированного изнасилования была двухнедельная младеница. Самой старой — девяностотрехлетняя женщина. Привожу показания женщины, которую изнасиловали в почтенном возрасте.

Изнасилование — не теоретический вопрос для пишущей эти строки: не так давно (4 июня 1971 года) она, в свои поздние пятьдесят, стала частью растущей армии жертв изнасилования. Насильник разбил окно и влез в него, применил силу, сжимая руки на ее горле до синяков, а также ограбил ее.

Все эти обстоятельства тут же убедили полицию, что было совершено преступление (А также помогло то, что она была старой и непривлекательной сексуально…)

Прошло два или три дня, когда прошел шок, и суть произошедшего дошла до нее в полной мере. Она сильно сдала, и даже спустя почти три года не может восстановиться. Полиция сказала, что ей повезло, что ее не убили. Но в ее голове засел безответный вопрос. Простое убийство не сопряжено с ужасом, оскорбительным насилием над личностью, унижением, опустошительным посягательством на чужое достоинство и ощущением грязи на теле, которую не отмыть даже спустя время. И уж конечно оно не выльется в годы тревожного сна, когда просыпаешься от каждого звука; ощущение холодного пота от каждого шороха во тьме; покалывание сердца от грубого мужского голоса; ужасную застывшую перед глазами картину двух огромных мускулистых рук, сдавивших ее горло, и бурчащего голоса, обещающего убить ее, если она будет сопротивляться или кричать; невыносимую воображаемую сцену, как ее найдут на полу ее собственного дома, полуголую, мертвую, с неприлично раздвинутыми ногами.Чему она радовалась, так тому, что все произошло под конец ее жизни. Какой пыткой должно стать для молодой женщины жить с этими воспоминаниями пятьдесят лет! Сердце этой старой женщины с ними.

Это были показания великой Элизабет Гулд Дэвис, авторессы «Первого пола», которая умерла 30 июля 1974 года, выстрелив в себя. У нее был рак, и свою смерть она планировала с большим достоинством, но я считаю, что к смерти ее привело изнасилование, а не рак.

Я могла бы читать все новые и новые показания, рассказывать истории одну за другой — в конце концов, в 1974 году было 607 310 таких историй, — но я не считаю нужным доказывать, что изнасилование преступление настолько жестокое и грозное, что нам следует рассматривать его как постоянную жестокость в отношении женщин. Все женщины живут в постоянной опасности, в виртуальной осаде. Так и есть. И все же я хочу без обиняков рассказать вам о наиболее мерзкой форме изнасилований, частота которых быстро возрастает. Это групповое изнасилование, когда одну женщину насилуют двое и более мужчин.

В исследовании Амира из 646 случаев изнасилования в Филадельфии целых 43 процента были групповыми (16 процентов — два насильника, 27 процентов — группа насильников). Я хочу рассказать вам некоторые детали двух случаев группового изнасилования. О первом говорится в «Против изнасилований» Медеи и Томпсон. Двадцатипятилетняя женщина с задержкой развития, ум который был подобен разуму одиннадцатилетней ребенки, жила одна в квартире в университетском городке. Она дружила с некоторыми мужчинами из братства в кампусе. Эти мужчины привели ее в дом братства, в котором ее изнасиловали примерно сорок мужчин. Эти мужчины также пытались заставить ее совокупляться с собакой. Они засовывали бутылки и другие предметы в ее вагину. А после они притащили ее в полицейский участок и обвинили в проституции, но пообещали снять обвинения, если ее поместят в спецучреждение. Ее поместили, она забеременела, а еще она была полностью эмоционально разрушена.

Мужчина, участвовавший в изнасиловании, похвастался об этом другому. Тот в ужасе сообщил об этом профессору. Университетский городок выступил против братства. Во-первых, обвиняемые признали, что совершили все инкриминируемые им деяния, но отрицали факт изнасилования, потому что, по их словам, женщина дала согласие на все совершенные сексуальные действия. Впоследствии, когда дело предали огласке, некоторые мужчины от него открещивались.

Женщины кампуса требовали, чтобы братство вышвырнули оттуда, чтобы показать, что университет не покрывает банды насильников. Но ни университетские власти, ни полиция не предприняли ничего против братства.

Второй случай, о котором я хочу рассказать, изложен Робертом Сэмом Ансоном в статье «Это время чемпионов» в журнале New Times. Он сообщает, что 25 июля 1974 года Университет Нотр-Дам временно отстранил от посещений как минимум на год шестерых черных футболистов, обосновав это «серьезным нарушением устава университета». Как выяснилось, восемнадцатилетняя белая ученица старших классов обвинила этих шестерых в групповом изнасиловании.

Адвокат жертвы, окружной прокурор, местный репортер намеренно замалчивали дело, все члены правления местной газеты были выпускниками Нотр-Дам и помогали замять дело об изнасиловании.

Университет Нотр-Дам, пишет Ансон, утверждал, что никакого преступления не было. Руководство университета решило, что футболисты были просто беснующейся старомодной бандой, а жертва — добровольной участницей. А отстранение от посещений было наказанием за то, что футболисты занимались сексом в своих комнатах. Президент Нотр-Дам Теодор Гизбург, известный либерал и филолог, католический священник, заявил, что изнасилование не имело места, и что при необходимости университет предоставит «десятки очевидцев». Я процитирую Ансона:

Выводы Гизбурга основаны на часовом разговоре с шестью футболистами и на расследовании под руководством начальника отдела студентов Джоном Мачека… бывшим университетским агентом по связям с публикой… Сам Мачека ни слова не сказал про расследование… Различные источники из кампуса, знавшие о деле, утверждают, что на протяжении всего расследования никто из руководства университета не говорил ни с девушкой, ни с ее родителями. Гизбургу это то ли неизвестно, то ли все равно. Он раздраженно сказал: «Это несущественно… Мне не нужно говорить с девушкой, я говорил с мальчиками».

Ансон пишет, что если бы Гинзбург поговорил с «девушкой», он услышал бы следующее: 3 июля поздно вечером после работы она пришла в Нотр-Дам увидеться со своим парнем-футболистом. Они дважды занимались любовью на кровати в его спальне, он вышел из комнаты, она осталась одна, раздетая, закутанная в простыню, когда пришел другой футболист. Между этим парнем и ею была вражда и конфликт: от него забеременела подруга девушки, за аборт платить парень отказался, и она поругалась с ним из-за этого; в конце концов, он оплатил часть. Этот второй футболист вошел, они начали ругаться и он пригрозил, что если она ему не подчиниться в сексе, он ее выбросит из окна третьего этажа, а после изнасиловал. Остальные четверо футболистов тоже её насиловали. Во время группового изнасилования несколько футболистов входили и выходили из комнаты. Когда женщина, наконец, смогла покинуть спальню, она немедленно поехала в больницу.

И следователь полиции, и прокуратура поверили жертве, что шестью футболистами Нотр-Дам было совершено групповое изнасилование.

Все мужское руководство университета, расследовавшее групповое изнасилование, пришло к выводу, что жертва шлюха. К этому выводу все они пришли, основываясь на словах обвиняемых насильников. Зато прокурор, который вел расследование, охарактеризовал женщину как порядочную человеку. Тренер университетской команды футболистов перенес ответственность за групповое изнасилование на падение нравов женщин, смотрящих мыльные оперы. Гизбург, образчик морали во плоти, сказал: «Мне не нужно говорить с девушкой, я говорил с мальчиками». Начальник отдела студентов Джон Мачека после своего тайного расследования предложил выгнать студентов. Но Гизбург отменил наказание из того чувства, что мы называем «состраданием»: он заменил исключение на отстранение от посещений на год. Жертва изнасилования посещает университет в Мидвесте. По словам Ансона, ее жизнь была под угрозой.

Итак, эти две истории демонстрируют, что любую женщину может изнасиловать любая группа мужчин. Ее словам не будут доверять на фоне их коллективных показаний. Никто не будет проводить расследование как следует. Запомните слова Отца Гизбурга на всю жизнь: «Мне не нужно говорить с девушкой, я говорил с мальчиками». Даже если обвинитель признает, что изнасилование, как оно понимается мужской культурой, было совершено, насильника не будут преследовать по закону. Мужское руководство университета будет защищать неприкосновенные мужские институты — футбольную команду и братство, — несмотря на то, какую цену за это придется заплатить женщинам.

Очень сложно расистскую или сексистскую патологию соединить, чтобы обрисовать в политическом плане, что на самом деле происходит. В 1838 году Анджелина Гримке, аболиционистка и феминистка, описывала американские институты как «систему сложных преступлений, построенную на разбитых сердцах и распростертых телах моих соотечественников в цепях и скрепленную кровью, потом и слезами моих сестер в оковах». Расизм и сексизм основа американского общества, производящие институты, законы, обычаи и традиции, а все мы наследники этой сложной системы преступлений. В случае в Нотр-Дам, например, можно утверждать, что обвинитель воспринял обвинение в изнасиловании женщины всерьез, потому что подозреваемые были черными. Таков расизм, и таков сексизм. Никаких сомнений, что законы белых мужчин строже осудят черных за изнасилование белой женщины, чем какой-либо другой. Также можно утверждать, что когда дело в Нотр-Дам дошло до суда, репутация жертвы выглядела весьма сомнительно, потому что она встречалась с черным парнем. Таков расизм, и таков сексизм. Мы также знаем, что когда насилуют черную женщину, черные ли или белые, ее изнасилование не расследуют, не замечают. Таков расизм, и таков сексизм.

В целом мы видим, что жизни насильников ценнее жизней жертв. По мужским законам насильников защищают, а женщин наказывают. Запутанная система мужской солидарности поддерживает право насильников насиловать, низводя жизнь жертвы до абсолютного нуля. В случае в Нотр-Дам любовник женщины позволил своим друзьям насиловать ее. Это мужская солидарность. Когда ее насиловали, в какой-то момент женщина осталась одна — не подавая даже признаков, в сознании ли вообще — и в комнату вошел белый парень-футболист, спросил ее, не хочет ли она уйти. Она не ответила, а он просто ушел, не доложив об инциденте. Это мужская солидарность. Покрывательство и отсутствие нормального расследования со стороны белых мужчин в руководстве — это мужская солидарность. Все женщины всех рас должны осознать, что мужская солидарность приоритетнее расовой, кроме одного конкретного случая изнасилования: когда женщина рассматривается как собственность ее расы, класса или национальности, и ее изнасилование расценивается как акт агрессии против мужчин этой расы, класса или национальности. Элдридж Кливер в «Душе во льду» описал такой вид изнасилований:

Я стал насильником. Чтобы отточить свою технику и modus operandi, я начал практиковаться на черных девушках в гетто… и когда я счел, что я достаточно хорош, я пересек незримую черту, пожелав белой добычи. Я делал это сознательно, умышленно, добровольно, методически…Изнасилование было бунтом. Оно открыло мне, что я стал выше законов белых мужчин, выше их системы ценностей, и я осквернял их женщин — и этот пункт, я думаю, доставлял мне больше всего удовольствия, потому что я был крайне возмущен тем, что исторически творили белые мужчины с черными женщинами. Это была моя месть.