Красота - инструмент подчинения женщин. Феминистский критический анализ красоты.

В 1990 году между феминистками произошло принципиальное разногласие относительно степени, до которой западные методы красоты представляют собой женский подчиненный статус или же могут рассматриваться, как выражение женского выбора. Эти идеи возникли в 1960 -70-х годах, когда появились новые общественные движения феминизма: власть черных, движение в защиту животных, лесбийская и веселая политика, образованные в ответ на возможные социальные изменения. Эти движения пытались добиться социального равенства. Именно эти идеи подкрепили тщательный критический анализ красоты, который появился с того периода. Однако, в 1980-х идеи радикального феминизма были подвергнуты критике со стороны идеологов, которые назвали это - политкорректностью. Новая идеология имела в себе: свободный потребительский выбор граждан и создавала идеальную социально-экономическую структуру для определенного круга лиц. Таким образом, создавалось общество потребления. Все это не могло ни повлиять на феминистское движение, в целом. К 1990-му году возникло новое феминистское движение: либеральных феминисток. Они считали, что калечащие практики красоты - это акт свободного выбора женщин и, вообще, эмпауэрмент, а не принуждение. Таким образом, женщины стали преобразованы в хорошо осведомленных потребительниц. А феминистки, которые продолжали утверждать, что женский выбор был сильно ограничен и сделан в контексте женской беспомощности и мужского господства, были подвергнуты критике, как превращающие женщин в жертв и отвергающие их выбор.

Феминистский критический анализ красоты.Критикессы феминизма указали, что красота - культурная практика, наносящая ущерб женщинам. Для писательниц, таких как Андреа Дворкин, самым важным вопросом было не то, как женщины принимают решение: пользоваться косметикой или нет, а то насколько вредны для женщин методы красоты. Она анализирует идею “красоты”, как один из аспектов, при котором женщин ненавидят в мужской культуре превосходства. Дворкин предъявляет обвинение, ненавидящей женщину культуре, за смертельные случаи, нарушения и насилие, сделанное женщинам и говорит, что феминистки ищут альтернативные способы эту культуру разрушить.Дворкин рассматривает методы красоты, как оказание обширного неблагоприятного воздействия на женские тела и жизни. Методы красоты не только бесполезная и дорогая трата времени, но ещё и больно ударяющая по самооценке.Стандарты красоты точно описывают: отношение женщины к ее собственному телу, предписывая ей подвижность, спонтанность, положение, походку, таким образом определяя ее физическую свободу.Стандарты красоты имеют также и психологический эффект на женщин. Дворкин, как и другие радикальные феминистские критикессы красоты, описывает широкий диапазон методов, в которых участвуют женщины, встречая пропаганду красоты в нашей культуре, где не одна часть тела женщины ни остается нетронутой неизменной.Ни одна черта лица или часть тела женщины не спасена от искусства причинения боли или улучшения: волосы окрашиваются, лакируются, выправляются; брови выщипываются, нарисовываются, окрашиваются; глаза корректируются (меняется форма глаз), затеняются; ресницы завиваются или накладываются искусственные. Каждая черта лица женщины, каждая часть ее тела с головы до пят подвергается модификации, изменению. Только в этом списке не хватает пластической операции, которая в настоящее время рассматривается, как другой вид косметических услуг.

Другими репрессивными элементами красоты являются: феминные и маскулинные роли, которые создают "различие" между полами и поддерживают гендерные стереотипы. Методы красоты необходимы еще и для того, чтобы полы могли быть обособленны друг от друга так, чтобы доминирующий сексуальный класс мог находиться отдельно от зависимого.

Сандра Бартки, которая также занималась глубоким критическим анализом красоты и условиями включения женщин, решила проблему того, почему женщинам могло показаться, что они сами “выбрали’. Она объясняет, почему никакое осуществление очевидной силы не потребовалось, чтобы заставлять женщин участвовать в методах красоты. "Это возможно’’, - говорит она, - “чтобы угнетаться способами, которые не должны включать ни физическое лишение, ни юридическое неравенство, ни экономическую эксплуатацию; можно угнетаться в психологическом отношении’’ (Бартки, в коллекции ранее изданных частей, 1990, p. 23).

Психологическое притеснение женщин, - говорит Бартки, - состоит из “стереотипируемых женщин, культурно доминируемых, и сексуально воплощенных’’ (1990, p. 23). Она объясняет это культурное доминирование как ситуацию, в которой “все пункты в общественной жизни людей: наш язык, наши учреждения, наше искусство и литература, наша массовая культура - сексистские; это все, в большей или меньшей степени, проявляет мужское превосходство’’ (1990, p. 25).

Отсутствие любой альтернативной культуры, в которой женщины могут быть сами собой и при этом "быть женщинами", приводит в жизнь репрессивные методы подчинения. Подчинение женщин - настолько распространяющаяся особенность культуры, потому она кажется естественной или неизменной.Основа этого культурного доминирования - обращение с женщинами, как с сексуальными объектами. Бартки определяет практику сексуальной объективации таким образом: “женщина сексуально воплощена, когда ее половые органы или сексуальные функции отделены от остальной части ее индивидуальности и уменьшены до статуса простых инструментов или иначе расценены, как будто они могут быть способны к представлению ее” (p. 26). Женщины учатся рассматривать свои тела, как объекты отдельные от себя.

Бартки объясняет, как это работает: "свист волка сексуально воплощает женщину извне, так что в итоге: тело, которое до того момента, как она существовала с такой непринужденностью, теперь заполняет ее сознание. Она была превращена в объект” (Бартки, 1990, p. 27). Она объясняет, что не достаточно для мужчины просто посмотреть на женщину тайно, он должен сделать все, чтобы она знала о его взгляде. Эффект такого мужского поведения состоит в том, что: ‘‘согласно визуальной оценке мужчины - знатока, женщины учатся лучше оценивать себя’’ (Бартки, 1990, p. 28). Женщины таким образом становятся отчужденными от своих тел.

‘‘Комплексы красоты и моды’’ представляют корпоративные интересы промышленной отрасли красоты. Бартки говорит о том, что семья и церковь выступают, как ‘‘центральные производители и регуляторы 'женственности'’’ (1990, p. 39). Комплекс красоты и моды продвигает себя женщинам, как найденный способ ‘‘прославления женского тела и обеспечения возможности для самовлюбленной снисходительности”, но на самом деле его цель состоит в том, чтобы “обесценивать тело женщины и нанести удар по ее самовлюбленности’’ так, чтобы она купила больше продуктов. Его результат состоит в том, что женщина постоянно чувствует себя несовершенной и что ее тело требует, ‘‘чтобы его преображали или просто предпринимались меры для его сохранения’’ (p. 39).

Дворкин и Бартки произвели свои критические анализы красоты еще в 1970-х и в начале 1980-х. А самой сильной феминистской работой о красоте, является: созданная Наоми Вульф книга "Миф о красоте: стереотипы против женщин" показавшая, как изменились времена. А через 3 года, Наоми Вульф издала другую книгу, в которой существенно изменила свой взгляд на критику методов красоты, из-за чего ее можно убрать из ряда радикальных феминисток. Вульф утверждает, что женщины обязаны пользоваться методами красоты потому, как это обратная реакция против угрозы движения за освобождение женщин и больших возможностей, особенно в трудовых ресурсах, к которым теперь получили доступ женщины. Как она объясняет, “чем более юридически и материально прорвались женщины, тем более строго и в большой степени безжалостно отображается женская красота, что весит на нас” (1990, p. 10). Вульф предполагает, что женщины получили рабочие места в большом количестве в 1970-х, но чтобы не угрожать мужчинам, им пришлось соответствовать требованиям, в которых они должны быть объектами для сексуального восхищения их коллег-мужчин, из-за чего они были обязаны участвовать в болезненных, дорогих и отнимающих много времени процедурах, если они хотели получить рабочие места и удержать их. Из-за чего была создана своеобразная “профессиональная квалификация красоты’’, которая сопровождала женщин на рабочие места. Интересно, что несмотря на силу критического анализа методов красоты, Вульф не считает, что они вредны сами по себе, за исключением того, когда они вынуждены у женщин, а не свободно “выбранны". Она объясняет, что женщины будут вне "мифа о красоте", когда смогут использовать свои лица, одежду и тела, как просто одну форму выражения из полного спектра других.Анализ Вульф не предполагает, что есть проблема с тем, что женщины не свободны в принятии решения относительно методов красоты. Этот отказ задать фундаментальные вопросы того, почему методы красоты связаны с женщинами и почему любые женщины хотели бы продолжить их после революции, делает "Миф о красоте" - либерально-феминистской книгой, а не радикально-феминистской. Она утверждает, что женщины не только могут наносить косметику, но также и быть влиятельными, а материальные силы, вовлеченные в структурирование женского подчинения отпадают.

Описывая ее страдания, при отрицательной реакции от ее книги о красоте можно предложить, почему она так быстро превратилась в либеральную феминистку. После публикации, она сказала: - “Моя работа получила много критики, по телевизору и радиопередачам со стороны людей, которые представляли отрасли промышленности, которые я критиковала. Многие были, понятно, сердитыми и защищались. Мне было очень неудобно” (1993, p. 238). Ее опыт показывает, как трудно подвергнуть критике, что-то столь же фундаментальное для мужской доминирующей западной культуры, как методы красоты. Она намеревалась создавать неугрожающую форму феминизма и наказывать радикальных феминисток. Радикальные феминистки, которые проводят кампанию против мужского насилия, становятся “феминистками - жертвами’’, которых “отождествляют с беспомощностью’’ и “другой женской сексуальностью и проявлением антисексуальности” (1993, p. 137).

Вывод: исследуя идеи радикального феминистского критического анализа красоты и показывая, как они стали оспариваемыми новым либеральным феминизмом среди разнообразия постмодернистского феминизма, который подчеркивает "свободный выбор". Я рассмотрела напряженные отношения, которые развивались между защитниками “выбора’’ и тех, кто подчеркивает роль культуры и силы в обременительном женском соответствии методам красоты и женственности. А завершаю идеями некоторых феминистских теоретикесс и исследовательниц, которые обеспечили убедительные объяснения того, как методы красоты в мужских доминирующих культурах, основанных на сексуальном различии и уважении, ограничивают женщин.