Авторка: Кэтрин Маккиннон Перевод: Сара Бендер

Правка: Светлана Куприн, Юлия Хасанова

Когда-то у нас было женское движение.

Впервые я узнала о нем из пиратского номера «Rat», который выпустили Робин Морган и коллектив отважных женщин, захватив руководство в подпольном журнале, где они работали.

В этом номере я прочла о том, что женщин исключают из равного участия, обесценивают женские голоса, замалчивают вклад женщин, не принимают их всерьез, относятся к ним покровительственно, и что любое сделанное или не сделанное женщинами публично отрицают, в лучшем случае — присваивают и подстраивают под себя.

В то время я еще не знала, что «Rat» подвергли цензуре феминистки, хотя без сомнения, некоторые люди это понимали. Для меня это стало откровением.

Затем появилось женское движение, которое не считало такие действия как изнасилование естественными, ниспосланными богом или одобренными конгрессом, а осуждало их как жестокость мужчин в отношении женщин, как форму сексуального терроризма.

Наше движение называло войну мужским семяизвержением, брак и семью — институциональным горнилом мужских привилегий, а вагинальный оргазм — массовой истерией, средством выживания.

Мы критиковали расовые, классные и половые предрассудки, которые определяли ценность человека. Мы критиковали даже детские сказки.

Когда наше движение осуждало изнасилования, оно осуждало насильников и представления об изнасиловании как о сексе.

Когда мы критиковали проституцию, мы имели в виду сутенеров и клиентов, и точку зрения, что женщины рождаются, чтобы продавать секс.

Когда мы обличали инцест, мы указывали на тех, кто делает это с нами, мы отвергали стереотип, что наши уязвимость и вынужденное молчание — сексуальны.

Когда мы поднимали вопрос о побоях, то мы подразумевали тех, кто их наносит, и отрицали, что домашнее насилие выражает силу любви. Никто не считал, что это то же самое, что обвинять жертв избиений.

Наше движение критиковало, с позиций материального опыта женщин, с точки зрения нашей реальности, даже такие священные понятия как выбор. В то время мы понимали, что если физические условия исключают 99% возможных вариантов, не имеет смысла оставшийся 1%, то, чем мы занимаемся, называть нашим выбором. Нет, мы не купились на идею согласия. Мы знали, что когда насилие — это неизменный элемент секса, когда «нет» слышат как «да», когда страх и отчаяние рождают покорность, и эту покорность считают согласием, то само понятие «согласие» утрачивает смысл.

Наше движение ставило под сомнения понятия, которые издавна принимались как должное, например равенство. Мы не только понимали, что идея равенства основана на бессмысленной симметрии, пустой эквивалентности, но также и то, что равенство определяется в соответствии с мужским стандартом. Если нас учат, что мы можем либо уподобиться мужчинам, либо отличаться от них — нас загоняют в определенные границы, и мы осознавали это. Если мы подражаем мужчинам, мы соответствуем норме, а если отличаемся — то нет. Мы говорили, что нам не нужно такое равенство.

Мы критиковали господствующее понятие свободы, особенно сексуальной свободы, и разоблачали его как ширму для злоупотреблений. Когда власть имущие защищали угнетение женщин под видом свободы, мы знали, что на самом деле они защищают свое упоение властью. Наше движение не считало, что женщины освободятся, получив еще больше угнетения.

Некоторые бесстрашные души критиковали даже любовь, утверждая, что она — ничто иное, как жажда самоуничтожения, которая приковывает женщин к их угнетателям. В конце концов (и дорого заплатив за это) некоторые осмелились критиковать секс, в том числе проникающий половой акт как стратегию и практику подчинения.

Наша критика подразумевала критику абстрактных понятий, одного из орудий мужской гегемонии. Мы всегда хотели знать предметно, каково положение женщин. Как женщины делают свой «выбор»? Как они дают свое «согласие»? Что такое равенство, как женщины определяют его? Что для женщин означает свобода? Критикуя мужской мир, мы хорошо понимали, что за каждой абстракцией скрыт фаллос.

Мы обнаружили, что абстрактные идеи — это прикрытие для действительной гендерной реальности. Это стало базисом, на котором наше движение построило систематическую, беспощадную, глубоко материалистическую и эмпирически точную критику настоящей жизни женщин, в которой господствуют мужчины, и глянцевых абстракций, создающих видимость непричастности мужчин.

Занимаясь этим, мы обнаружили глубинные связи между расой, классом и полом, и неотступно следовали за ними, не считая их чем-то мелким, достойным лишь мимолетного упоминания, а полагая их важнейшими. Мы заявляли, что каждый вопрос — женский вопрос, и каждое место — женское место.

Мы выходили на демонстрации против конкурса красоты «Мисс Америка» и показа фильма «Снафф», понимая связь между ними. Мы видели, что сексуальная объективация как использование, и сексуальная объективация как злоупотребление — две стороны одной медали, и обе они превращают личность в сексуальный объект. Мисс Америка — прелюдия, превращающая женщину в игрушку. Снафф — кульминация, превращающая женщину в труп.