Источник: https://a-dworkin-ru.livejournal.com/4384.html

Перевод главы "Biological Superiority: The World's Most Dangerous and Deadly Idea" из книги "Letters from a War Zone".Оригинал перевода можно найти здесь.

Одним из обвинений, которое мне постоянно предъявляют женщины, под флагом феминизма защищающие порнографию в мизогинистских медиа, является то, что я якобы разделяю примитивную идею биологического детерминизма. В «Ненависти к женщинам» (1974) любой биологический детерминизм совершенно ясно отрицается; так же, как и в «Нашей крови» (1976), особенно в главе «Первопричина». Так же, как и в этой статье, опубликованной дважды: в 1978 году в журнале «Heresies» и в 1979 в «Broadsheet». «Heresies» был очень популярен среди женского движения в 1978 году. Мероприятие, описанное в этой статье, имело место в 1977 и стало довольно нашумевшим событием, а потому моя позиция по биологическому детерминизму – что я его не разделяю – в общем-то, хорошо известна в Женском движении. Проблема в том, что это эссе, как и другие в этой книге, никак не представлено в культуре: никто не обязан знать о нем или принимать его во внимание, чтобы не показаться невежей; ни с кого не спросят, если оно будет проигнорировано Когда речь идет о мужчинах-писателях, то их критикам или политическим противникам обычно приходится считаться с опубликованными ими работами. На девушек это правило не распространяется. Одна защищающая порнографию «феминистка» опубликовала статью, в которой заявила, что я выступаю против абортов. И это несмотря на десятилетия работы за право на аборт и членство во многих про-чойс группах. Никто даже не потрудился проверить ее заявления; издание также не захотело разместить опровержение. Твои опубликованные работы ничего не стоят, как ничего не стоят и годы твоей политической жизни.

1

Все в этом мире, что не есть добрая раса, является мякиной.

– Гитлер, "Моя борьба"

Раз мы объявляем непримиримую войну марксистскому принципу «человек равен человеку», раз мы оцениваем человека прежде всего с точки зрения принадлежности его к определенной расе, — то мы должны уметь сделать из этого все необходимые логические выводы до самого конца. Раз мы исходим из того, что решающее значение имеет раса, т.е. степень чистоты крови, то мы должны суметь этот критерий приложить и к каждому отдельному человеку.

– Гитлер, "Моя борьба"

… Свист. Женщины кричат мне: шлюха, бисексуалка, она трахается с мужчинами. Еще до своего выступления я начала дрожать, я боялась говорить больше, чем когда-либо в жизни. Находясь в одном помещении с 200 сестрами-лесбиянками, я была злее, чем когда-либо раньше. «Ты бисексуалка?» - прокричала мне какая-то женщина из толпы, шипение и крики достигли пика. «Я еврейка», - ответила я. Затем, после паузы: «И лесбиянка, и женщина». И трусиха. Хватило бы и «еврейки». В той комнате имела значение только «еврейка». В этой комнате, если я отвечала «нет» на вопрос: «Ты все еще трахаешь мужчин?», то я предавала свои самые глубинные убеждения. Всю свою жизнь я ненавидела тех, кто устанавливает правила жизни для других людей, тех, кто навязывает сексуальный конформизм. Отвечая, я сдавалась перед лицом инквизиторов, и мне было за себя стыдно. Мне было унизительно смотреть на саму себя: такая воинственная, когда надо противостоять внешним силам, но неспособная на сопротивление среди своих.

Это произошло за встрече «Лесбийство как личная политика», которое прошло в Нью-Йорке, во время лесбийского парада гордости в 1977 году. Выступала женщина, называющая себя лесбийской сепаратисткой. После того как она в целом верно описала мужские преступления против женщин пришел черед идеологического мусора, который последнее время можно услышать в феминистских кругах – женщины и мужчины являются двумя разными видами или расами (оба слова используются как взаимозаменяемые); мужчины биологически хуже женщин; мужское насилие биологически неизбежно; чтобы покончить с этим насилием, нужно уничтожить сам вид/расу (выступавшая на той встрече призвала сделать партеногенез репродуктивной реальностью); чтобы уничтожить биологически худший вид/расу мужчин нужна Сверхженщина (чье появление пророчески предрекала сама лесбийская сепаратистка*), которая создаст земное царство в соответствии со своей истинной биологической судьбой. Нам остается только предположить, что созданное ею общество будет хорошо, потому что она хороша, биологически хороша.

Тем временем, зарождающаяся Суперженщина не будет «поощрять» женщин на «коллаборационизм» с мужчинами. Никаких клиник для проведения абортов или убежищ для избиваемых женщин от нее не дождешься. В конце концов, она должна консервировать свою «энергию», а не тратить ее на спасение «слабых» женщин с помощью реформистских мер.

Аудитория с энтузиазмом встретила пассажи о женском превосходстве/низшем положении мужчин. Казалось, эта доктрина была музыкой для их ушей. Был ли в этих аплодисментах молчаливый раскол? Была ли эта реакция просто спонтанным удовольствием от того, что хотя бы на минуту ситуация стала обратной? Может быть, это наша беспомощность свела нас с ума, заставила высказать тайную мечту об окончательном решении во всей его простоте и абсолютной эффективности? Найдется ли лидер, которая сыграет на этой тайной струне, взлелеет эту мечту, кошмар нашей собственной жизни, перевернутый с ног на голову? Разве никого не преследует, не сдерживает память о разлитой крови, о сожженных телах, полных печах, порабощенных людях – обо всем, что на протяжении всей истории делали те, кто руководствовался аналогичной демагогией?

В той аудитории я увидела женщин, которые мне нравились, которых я любила, женщин, которые были мне не чужими, женщин, которые были хороши не из-за биологии, а потому что они старались быть хорошими – все они утонули в этом море единодушия. Я выступила только потому, что эти женщины тоже аплодировали. Я выступила, потому что я еврейка, которая изучала нацистскую Германию, и я знаю, что большинство немцев, которые последовали за Гитлером тоже старались быть хорошими. Просто они обнаружили, что гораздо проще быть хорошими по биологическим причинам, а не по своим делам. Эти люди, исковерканные ощущением собственного бессилия, позволили убедить себя в том, что они очень хороши от природы, а потому они просто не могут сделать ничего плохого. Как говорил Гиммлер в 1943 году:

«Мы искоренили бактерию [евреев], потому что мы не хотели в итоге быть инфицированными бактерией и умереть от нее. Я не потерплю ни малейшего очага сепсиса, который появляется то здесь, то там, и грозит перейти в наступление. Где бы он ни сформировался, мы очистим его. В общем и целом, мы можем говорить, что мы выполнили самый тяжкий долг из любви к нашему народу. И наш дух, наша душа, наш характер нисколько не пострадали от этого».

Поэтому я выступила, испугавшись. Я сказала, что я ни за что не буду связана с движением, которое выступает за самую пагубную идеологию, какая только возможна на этой земле. Именно эта идеология биологического детерминизма выдала лицензию на бойню и/или порабощение практически любой группы, в том числе на порабощение женщин мужчинами. («Используй их собственный яд против них», - прокричала одна женщина). Куда бы мы ни обратились, именно эта философия оправдывала любую жестокость. Это единственная вера, которая обладает собственным импульсом для уничтожения жизни.

Пока я говорила, оскорбления продолжались с небывалой силой, но постепенно эти женщины, которые мне нравились и которых я любила, и другие женщины, которых я не знала, начали открыто ставить под вопрос философию, которой они только что аплодировали, и пересматривать собственные уступки. Когда я уходила оттуда многие женщины обняли меня, но я все равно испытывала отвращение, унижение от оскорблений, эмоциональную опустошенность от насилия. Время идет, но память о насилии остается. Она всегда остается.

2

Мне говорят, что я сексист. Я

действительно

верю, что различия между полами являются нашим самым драгоценным наследием, даже если они означают превосходство женщин в тех областях, который имеют наибольшее значение.