Я бы хотела пригласить читательниц к размышлениям о том, как складываются общественные обстоятельства, при которых любая мать, кто бы ни выполнял эту работу, становится чрезвычайно уязвимой. Давайте поговорим о дискриминации. Используя в качестве информационного повода наиболее заметные публичные дискуссии последнего времени о «материнских обязанностях» (случаи Кейт Миддлтон, Аллы Пугачевой, супругов Шугаевых и «Пусси Райот»), я бы хотела пригласить читателей/ниц к размышлениям о том, как складываются общественные обстоятельства, при которых любая мать, кто бы ни выполнял эту работу, становится чрезвычайно уязвимой.
Ход моих рассуждений будут направлять следующие вопросы: кто, с точки зрения популярного воображения, может, а кто не должен/а быть матерью, каковы критерии «хорошей матери» и кто в действующих условиях с ними может совпасть, насколько материнский миф соотносится с реальными практиками заботы о детях и как фабрикуется традиционное гендерное разделение общества, наделяющее одних людей ответственностью, а других освобождающее от нее.
Если мать — принцесса
В июле 2013 года мировая пресса с энтузиазмом обсуждала события вокруг появления на свет принца Георга — сына герцога и герцогини Кембриджских. В русскоязычных СМИ особое внимание уделялось двум обстоятельствам — внешнему виду принцессы и ее материнским тактикам.
Успевшая стать «иконой стиля» Кейт Миддлтон показалась на крыльце роддома, не скрывая изменений, произошедших с ее разрешившимся от бремени телом, не в пример многочисленным селебрити, среди которых принято демонстрировать чудеса восстановления фигуры в рекордно короткие сроки. Матери из высших слоев общества, к чьим услугам армии профессионалов и неограниченные возможности, задают нереализуемые стандарты внешности. В этом контексте открытость герцогини была воспринята как смелость и вызвала в основном благодарность.
Однако публика тут же нашла повод и для критики. Более других вопросов общественность волновало, почему новорожденного принца вынесли к журналистам без шапочки. Дискуссии о «монаршей небрежности» на страницах газет продолжались несколько дней. Стоит ли говорить о том, что ответственность за здоровье будущего короля Великобритании интернет-молва полностью делегировала его матери, игнорируя наличие в семье отца?
«Положение матери, вне зависимости от ее социального статуса, настолько уязвимо и непрестижно, что любой интернет-комментатор автоматически получает власть эксперта при желании критиковать или поучать»
Этот медиасюжет наглядно демонстрирует, что в наши дни экспертная позиция не принадлежит самой матери, оказывающей заботу. Мать никогда не знает лучше других, как ей растить своих детей.
Если мать — в инвалидной коляске В августе того же года новое событие из разряда «материнских» привлекло широкое внимание. На этот раз обсуждалась история супружеской пары из Крыма — Светланы и Анатолия Шугаевых, чью новорожденную дочь забрали представители соцслужб, объясняя решение тем, что оба родителя живут с диагнозом ДЦП. Чета Шугаевых обратилась в СМИ за поддержкой. И, надо сказать, многие принявшие участие в интернет-дискуссиях оказались на их стороне. Однако чиновники не собирались сдаваться. Их главным аргументом было то обстоятельство, что в гериатрическом пансионате, где живет семья, нет условий для заботы о младенцах.
Помимо сочувствия родителям, со слезами на глазах говорящим в телеобъективы: «Мы справимся с заботой о дочери, нам помогут наши друзья. Мы просто хотим, чтобы в нас видели людей, а не животных», — эта история рассказывает о том, что у современной матери нет права быть такой, какая она есть.
«Если мать, в данном случае родители, не соответствует основной интенции социальной политики — сокращать государственные расходы, связанные с организацией заботы о тех, кто в ней нуждается, — власть скорее лишит этих людей родительского статуса, чем станет создавать условия, необходимые для поддержания жизнедеятельности семьи»
Постсоветские политики соцобеспечения наследуют советскому подходу, который стремился помещать уязвимых членов общества в разнообразные институции, не рассматривая возможности их социализации. В наше время происходят некоторые подвижки в изменении представлений о том, все ли люди должны иметь равный доступ к общественным благам. Однако эти процессы идут крайне медленно, и в новых условиях под подозрительное око власти помимо родителей с инвалидностью попадают родители с низким доходом, живущие за пределами традиционного брака, имеющие убеждения, альтернативные «генеральному курсу».
Аргументами в защиту изъятия ребенка из семьи не могут быть ни «особые потребности», ни «ограниченные возможности» людей, живущих с инвалидностью.
«Каждый/ая, кто вовлечен в заботу о маленьких детях, в действующих условиях автоматически сталкивается с ограниченными возможностями и особыми потребностями, учитывая городскую среду, не приспособленную для перемещения с детскими колясками, и рынок труда, не чувствительный к проблемам людей с семейными обязанностями»
В результате «рациональной экономии» большая часть общества исключается из самых разных сфер жизни. Ценность человеческого бытия в такой философии определяется тем минимумом поддержки, которые ему или ей необходим, и его или ее производительностью труда. Изъятие детей из семей вместо оказания необходимой помощи укрепляет социальный порядок, в котором материнство — это «обязанность» женщин, но организация безбарьерной в широком смысле среды не является обязанностью общества.
Если мать — примадонна Осенью 2013 года очередным громким «материнским» медиасюжетом стало появление детей в семье Аллы Пугачевой и Максима Галкина. В бесчисленных ток-шоу и интернет-публикациях в основном обсуждалось два аспекта этого события — возраст поп-дивы и сценарий родительства, который выбрали супруги, воспользовавшись услугами суррогатной матери.
Многочисленные критики обвиняли Пугачеву в эгоизме, объясняя свою позицию тем, что примадонна, в силу пенсионного возраста, не сможет должным образом позаботиться о детях. Этот тезис содержит две важные темы, позволяющие контролировать практически любую мать: полное отрицание роли других членов семей в заботе о детях и размытость понятия «должный уход», в результате чего любая родительская стратегия может рассматриваться как «недостаточно ответственная».