Авторка: Наталья Михайлова

Гуманность дает интересный эффект, когда речь идет о дегуманизированных группах. Если на общественном поле происходит столкновение: «официально признанный человек» VS дегуманизированный человек, гуманность превращается в орудие против последнего.

На всякий случай: дегуманизировать – значит не считать человеком. Знаменитое из Марка Твена:

— У нас взорвалась головка цилиндра. — Господи помилуй! Кто-нибудь пострадал? — Нет, мэм. Убило негра. — Ну, это вам повезло; а то бывает, что и ранит кого-нибудь. (с)

Или: курица не птица, баба не человек. Или распространенная стилистическая ошибка, хотя бы прямиком из Горького: «Там жило могучее племя людей, они пасли стада и на охоту за зверями тратили свою силу и мужество, пировали после охоты, пели песни и играли с девушками». Люди играли с девушками!

Вообще наша гуманность формировалась в философском споре: человек от природы зол, человек от природы добр или tabula rasa, чистый лист? И современная гуманность сформирована на базе «чистого листа». Выражается это в том, что вина или неудача человека при гуманном подходе частично (а то и полностью) оправдывается внешними обстоятельствами. (На это опирается даже юриспруденция, признает аффект, смягчающие обстоятельства, мотивы и пр.).

Наоборот, отказ в гуманности равен отказу принимать во внимание обстоятельства (человек признается «злым от природы»).

Таким образом, когда происходит столкновение интересов «официально признанных людей» и людей дегуманизированных, первые вдруг оказываются «чистым листом» (или даже «добрыми от природы»), которых толкнуло на преступление что-то внешнее. А вторые – «злыми от природы», которые сделали свой выбор.

Вот широко известная иллюстрация: «Каждая брошенная женщина говорит: бил, пил, изменял. Они никогда не говорят, что стояло за тем, что мужчина начал пить, бить ее и уходить к другой. На вопрос «Зачем ты его выбрала?» они отвечают: «Поначалу он был нормальным». Тогда задай себе вопрос: что ты, дура, сделала с нормальным мужчиной, что он начал употреблять алкоголь и искать тебе замену? Может, дело в тебе? Но ни одна женщина это не признает»(с)

Знакомая риторика! Но на самом деле эту логическую цепочку можно продолжать. Итак: «что женщина сделала с мужчиной, из-за чего он начал пить, бить…»? «А что мужчина сделал с женщиной, что она сделала ему то, из-за чего он стал пить, бить»? И далее до бесконечности. Эта бессмыслица приобретет смысл, лишь если мы примем чисто волевое решение и скажем: с женщиной никто ничего не делал, она была «злой от природы» и довела мужчину.

Явление это систематическое. Гуманность в обществе распределяется несправедливо. Она достается не тем, кого «должно быть жальче»: кто пострадал, кто беден, кто погиб. Она достается тем, кто в глазах общественного мнения «более человек», чем его жертва. Жалко избивающего жену пьяницу-мужа, жалко Олега Соколова, некрофила Ицхакова, садиста Грачева…

Хватит быть гуманными за счет жертв. Гуманность – для жертв, а не для насильников.

Фэтфобия, классизм, сексизм

Я уже поднимала вопрос о гуманности: почему базу гуманности составляет учет внешних обстоятельств в жизни человека? Чисто иллюстративно: «Он совершил кражу, но он был голоден, в стране безработица, он еще в детстве не имел шанса получить востребованное образование, вправе ли мы его осуждать?» Или: «Он совершил кражу? Бездельник, чем работать – крадет, руки бы отрубать!» Первый подход крайне гуманный, второй – крайне негуманный. А пример с вором я привела, поскольку одним из самых известных в нашей культуре призывов к гуманности был образ Жана Вальжана, за кражу хлеба загремевшего на каторгу («Отверженные» Гюго).

Я писала, что гуманность в обществе не распространяется на дегуманизированные группы. В смысле, на группы, которые не признаются «настоящими» людьми по признаку расы, пола и пр. («Курица не птица – баба не человек»). То есть таким группам максимально отказано в учете влияния на их жизнь внешних обстоятельств. Например, защитники Михаила Хачатуряна убеждают нас, что сестры свободно выбрали убийство своего отца, имея множество других вариантов. Выбор дегуманизированных людей объясняется лишь их «природой», разумеется, злой по сути.

Когда речь идет, наоборот, об «официально признанном» человеке (мужчине), его оправдывают внешними причинами. Те же защитники Михаила Хачатуряна говорят: дочери доводили отца до жестких мер воспитания, так как вели себя распущенно.

Принципиальный отказ от учета внешних обстоятельств – это язык дискриминации. Возьмем три очень далеких друг от друга вида дискриминации: сексизм, классизм и фэтфобию. Что будет в них общего?

Фэтфобия

Фэтфобы убеждают, что полные люди сами виноваты в своем избыточном весе. Тайком хомячат торты по ночам, ленятся заниматься спортом! Достаточно «меньше жрать», начать бегать по утрам, и жир сойдет. Заметьте, что фэтфобы очень агрессивно реагируют, когда полные люди ссылаются на обстоятельства: обмен веществ, гормональный сбой, невозможность покупать здоровую пищу и пр. «Это отмазки! – возмущаются фэтфобы. – Лишь бы снять с себя ответственность! Кто не хочет, ищет оправдания, кто хочет – возможности!» Бросается в глаза противоречие: ожирение обычно считается причиной множества болезней, вместе с тем полных людей считают физически готовыми как к активным занятиям спортом, так и к голоданию.

Классизм