Источник: radfem translations

Перевод: Ольга Маринина

Чувства происходят из самой базовой части нашего мозга – лимбической системы. Эта область мозга содержит множество структур, которые не только добросовестно обслуживают внутренние процессы, поддерживающие нашу жизнь, но также являются ключевыми в создании, обработке и запоминании эмоций. Скорее всего, наиболее известно миндалевидное тело, напрямую ответственное за наше эмоциональное реагирование, но другие части тоже важны, среди них прилежащее ядро, участвующее во всем, что связано с удовольствием и вознаграждением (или их противоположностями), грушевидная кора, управляющая нашим обонянием, или гиппокамп, с чьей помощью мы учимся и запоминаем вещи.

Эти структуры есть не только у нас и у других млекопитающих, но и у рептилий. Это то, что люди имеют в виду, когда они упоминают свой "мозг рептилии". Фраза несправедливо ассоциируется с чем-то примитивным, заставляет нас думать о хладнокровных, бесшерстных чешуйчатых существах [1], древних и опасных, как динозавры, что хорошо соответствует тому, как мы воспринимаем эмоции: Эмоции глубоки, стары, это сила природы.

Это правда, но только наполовину. В то время как все женщины испытывают одни и те же чувства – любовь, страх, любопытство, спокойствие, гнев, удовлетворение, печаль и так далее – во многом определяется их культурой и их личной ситуацией, когда и как они их чувствуют. Культура, считающая змей опасными животными, заставит многих женщин испытывать дурноту, когда они просто увидят змею по телевизору; если другая культура рассматривает змей как хорошее предзнаменование, большинство женщин будут осторожны, чтобы не потревожить их, но не станут удирать в панике, если пересекутся со змеей, а может даже накормят или погладят. В высокоразвитой урбанизированной культуре многие люди получают травмы при землетрясении, в то время как в культуре кочевников, имеющих только временные убежища, подземные толчки могут праздноваться как эйфорические приступы Матери-Земли.

В культурах существует очень мало абсолютных понятий. Люди, как правило, грустят, когда умирают родные, но даже это не является обязательным. Празднование воссоединения с предками или восхождения на небеса может быть чрезвычайно радостным событием [2]. Власть культуры, воздействующей на чувства и эмоциональную жизнь женщин, настолько сильна, что может даже побуждать женщин действовать и реагировать таким образом, чтобы подорвать их основное стремление -волю к жизни. Женщины, которые проходят через пластическую операцию, несмотря на вполне реальный и значительный риск никогда больше не проснуться от наркоза, готовы отказаться от своей жизни, чтобы быть "красивыми" и более социально приемлемыми, т. е. чувствовать себя лучше. Женщины, прыгающие в реку, чтобы спасти своего ребенка, мотивированы любовью до такой степени, что готовы умереть за нее.

И это именно то, что патриархат эксплуатирует.

На протяжении тысячелетий патриархат определял женщин как эмоциональный пол. Разум, интеллект и философия – все это считалось мужским делом. На протяжении тысячелетий некоторые женщины получали голос в этих областях, но для этого им нужно было выразить ненависть к своей собственной женственности и к женственности других. Женственная подразумевалась как сексуально-озабоченная, сентиментальная, материнская, непостоянная, всегда истекающая слезами, кровью и молоком, всегда готовая противоречить себе, основываясь на своем иррациональном, гормонально обусловленном ментальном и моральном хаосе. В действительности, лейтмотив мужского разума против женского сумбура прослеживается, по крайней мере, до шумеров, и остается настолько повсеместно распространенным, что о нем все еще можно писать бестселлеры. И невероятный успех бреда Джордана Петерсона свидетельствует об этом. Он пересказывает самые шаблонные тропы западной культуры, и его незадачливые последователи впитывают их, как откровения прямо из уст Мессии. Это очень многое говорит о печальном состоянии системы образования, но также является доказательством того, что люди чувствуют себя совершенно как дома с этой структурой мышления: мужчины все еще являются разумом, а женщины все еще чувствуют.

К сожалению, есть также много феминисток, которые сознательно или бессознательно следуют этой теории, только ставят ее с ног на голову: Да, мужчины – разум, а женщины – чувства, но чувства лучше разума, потому что эмоции могут вести нас к более глубокой, духовной истине, которую разум никогда не сможет открыть. Чувства никогда не должны быть обесцениваемы, никогда, и обязанность сообщества предоставить им пространство для любви, независимо от того, что они собой представляют.

Моя позиция состоит в том, что именно мужчины полностью движимы своим жалким рудиментарным набором чувств, в то время как женщинам нужно направлять свои собственные, патриархально искаженные эмоции через разум, чтобы снова обнаружить свою интеллектуальную силу.

На протяжении тысячелетий мужчины пытались сдержать разум и интеллект женщин: отстраняя нас от образования, сковывая большинство домашними обязанностями и убивая многих непосредственно через травмы и болезни, связанные с рождением ребенка. Мартин Лютер был одним из немногих, кто открыто признал это:

“Der Tod im Kindbett ist nichts weiter als ein Sterben im edlen Werk und Gehorsam Gottes.

Ob die Frauen sich aber auch müde und zuletzt tot tragen, das schadet nichts. Lass sie nur tot tragen, sie sind darum da.” (нем)

"Смерть в родах – это не что иное, как смерть за благородное дело и послушание Богу. Женщины, которые вынашивают детей, пока не истощатся или, в конце концов, не умрут, не имеют значения. Пусть они сами несут себя на смерть, это то, для чего они хороши.”[3]

Между тем, мужчины начинали войны, убивали, насиловали, грабили и вообще вели себя как переросшие младенцы, которые как-то научились использовать свои члены и оружие, и всегда были выше своих гребаных чувств. Пока Ахилл ноет и плачется своей маме-морской богине о том, как несправедливо с ним обращались (видите ли, другой человек украл его секс-рабыню, но ясно, что жертва здесь – Ахилл), Алекс Джонс плачет и воет, чтобы продать добавки, и мужчины, объявившие себя трансгендерами [4] выдают раздражающие, эмоционально-манипулятивные слезные истерики, чтобы заставить всех подчиняться их фетишу, очевидно, что ярость, театральность и нытье – это состояние мужского ума по умолчанию.

Логично, что мужские эмоции были и остаются главной движущей силой патриархальной политики и культуры, по крайней мере, с четвертого тысячелетия до нашей эры, когда мы получаем первые письменные источники, которые позволяют нам понять, как люди действительно жили [5].

Однако это – специфический феномен двадцатого века, перенесенный в двадцать первый, что чувства официально и явно превзошли разум для многих людей по всем идеологическим границам.

Фашистские движения всегда делали ставку на эмоциональное манипулирование своими последователями, но они начали это открыто демонстрировать только во второй половине 20-го века. Фашизм первой половины 19-го века, выросший из неоспоримой веры в авторитет и патриархальные науки, представлял себя совершенно современным, рациональным, научно-обоснованным и интеллектуально-передовым.

Это была "расовая наука", которая обосновывала белое превосходство в нацистской Германии, в США Джима Кроу и везде. Это были” биологи“ и ”врачи", пытавшие всех, кого они считали Унтерменшенами (Недолюдьми) [6], и это были инженеры и ученые, которые строили все - от концентрационных лагерей до ядерного оружия. В 1941 году нацисты даже запретили использование старых немецких шрифтов Fraktur и почерков Sütterlin и Kurrent, которые казались типично немецкими в пользу чистого, современного шрифта Antiqua; они сделали это для легкого распространения своей пропаганды и взаимодействия с администрацией оккупированных районов, но для своего собственного народа они преподнесли этот шаг как форму модернизации. В их собственном сознании нацисты были футуристами [7].

Когда старые фашистские режимы в Европе потерпели поражение, люди во всем мире сбросили ярмо колониализма, а движения за права женщин и гражданские права загнали белый супрематизм в подполье, появились новые формы безумия правого крыла: