Автор: Agnieszka Warnke
Пока польки впервые переступали пороги университетов, боролись за женское избирательное право и садились за руль трактора, языковеды занимались «женским окончанием». Поспевал ли язык за реальностью?
Слово kobieta ‘женщина’ в польском языке появляется в конце XVI века, и большинство исследователей во главе с языковедом Александром Брюкнером приписывают ему негативное значение. Они возводят его к koba ‘кобыла’ или kob ‘хлев’. Остальные — в частности, Францишек Славский и Кристина Длугош-Курчабова — видят здесь праславянские корни *kob ‘гадание по полету птиц’ и *veta ‘ворожея’. Однако в то время ворожбой занимались только простолюдины, а не представители шляхты. Говоря kobiety, имели в виду крестьянок и прислугу.
Нейтрализация этого слова произошла в последующие века. Кто-то поворотным пунктом считает Просвещение и «Мышеиду» Красицкого: «Mimo tak wielkie płci naszej zalety / My rządzim światem, a nami kobiety» («Несмотря на такие большие достижения нашего пола / Мы правим миром, а нами — женщины»). Другие, учитывая сомнительный контекст этих слов, указывают на XIX век и приводят слова Телимены из поэмы Мицкевича «Пан Тадеуш»: «Dość już tego – przerwała – nie jestem planetą / Z łaski Bożej, dość, Hrabio: ja jestem kobietą» (Довольно! — отрезала она. — Я не планета / Видит бог, довольно, Граф: я женщина»).
Ирена Сольская в роли Зыха в пьесе Станислава Россовского «Навойка», Городской театр во Львове, премьера состоялась в 1901 году. Фото из коллекции Исторического музея города Кракова/Forum
В недалеком прошлом женщина, чтобы получить высшее образование, должна была соответствовать одному условию: быть мужчиной. Первой — полумифической — польской студенткой стала девушка по имени Навойка, которая примерно в 1414 году переступила порог Краковской академии, переодевшись в мужское платье. Ее разоблачили спустя целых три года — прямо перед выпускными экзаменами. У Навойки была последовательница: художница Зофья Стрыенская год училась в мюнхенской Академии изящных искусств под именем Тадеуша Грымалы Любанского.
Вместо высших учебных заведений для женщин появились высшие курсы, организованные Адрианом Баранецким в Кракове в 60-е годы XIX века. В Варшаве действовал т.н. Летучий университет (названный так, поскольку занятия всегда проходили подпольно, в разных местах — прим.ред.), выпускницей которого стала, в частности, Мария Складовская-Кюри. Среди полек отмечался рост интереса к учебе за границей, прежде всего в Швейцарии, Бельгии, Англии и Франции, но лишь немногим это было по карману.
Двери польских университетов открылись перед женщинами в конце XIX века. Студенток поделили на три категории: hospitantki (могли участвовать в занятиях без права сдавать экзамены), słuchaczki nadzwyczajne (им разрешалось сдавать экзамен на учителя), słuchaczki zwyczajne (по окончании курсов выдавался диплом). Благодаря Казимере Буйвидовой, которая использовала существующее законодательство, претендентки отправляли руководству института соответствующие прошения.
Таким образом в 1894 году на факультете фармакологии Ягеллонского университета появились первые слушательницы: Ядвига Сикорская, Станислава Довгялло и Янина Космовская. Три года спустя девушек допустили к регулярным занятиям на философском факультете. От «толпы женщин» и «нашествия студенток», как писали в те годы, дольше всего отбивались юридические факультеты и художественные учебные заведения. Однако со временем и они сдались под натиском эмансипационного движения после обретения Польшей независимости.
Мария Склодовская-Кюри в лаборатории, репродукция фото: Петр Мечик/Forum
Вместе с первыми женщинами докторами наук, ассистентами, доцентами и профессорами возникли и языковые сложности. Уже в начале ХХ века читатель, подписывающийся инициалами X.M.J., спрашивал на страницах издания «Poradnik Językowy», правильно ли употреблять титул «доктор» в отношении женщины. Редакция ежемесячника указывала на необходимость образования формы женского рода doktorka по образцу aptekarz — aptekarka, даже вопреки предпочтениям непосредственно заинтересованных. «По мере допущения женщин в университеты, возможно, нам придется образовать еще и magisterka, а может, и adwokatka, и мы не отступим перед тем, чего разница полов требует от языковой логики».
В том же журнале за 1904 год опубликован коллективный протест читателей «против насилия над польским языком и сочетания с женскими фамилиями титула Dr (Doktor) вместо Drka (Doktorka)». Подобную позицию заняла редакция в 1911 году, упрекая женщин в том, что им «не хватает гражданского мужества признать, что они женщины, что они стыдятся своей женственности и притворяются мужчинами».
Фрагмент титульного листа работы «Женская молодежь и женский вопрос» Паулины Кучальской-Рейншмит, Варшава, Кружок женской работы, 1906, фот. Национальная библиотека Polona
В межвоенные годы писали еще о «шалостях» и «варварстве, которых себе не позволил бы ни один культурный язык», однако в 1930-е годы уже склоняли к компромиссу: мужская форма в официальной речи, а женская — в разговорной. Бессменный главный редактор журнала «Poradnik Językowy» Витольд Дорошевский еще до Второй мировой войны предсказывал, что, возможно, приживется обращение «пани профессор», и вместе с тем заметил, что польский язык демонстрирует природную склонность к словоизменению.