Оригинал статьи Перевод: ЖенКоллегия

Сильвия Федеричи предупреждала десятилетиями о том, что случается, если мы недооцениваем домашний труд.

Проспект Парк в мае потрясающе красив, но в мае прошлого года в парке было тише, чем обычно, и люди, передвигавшиеся по нему, были торопливы. Многие носили маски, другие - нет. Иногда кто-то кричал на кого-то. Люди боялись дышать обычным воздухом, но отчаянно этого желали. Мимо них энергично шла Сильвия Федеричи, 78-летний ученый и теоретик домашнего труда, одна из самых влиятельных социалистических феминистических мыслителей прошлого века.

Я попросил ее о встрече потому что пандемия и каскад экономических, социальных и политических срывов привели к обилию цитирования Федеричи даже там, где я никак этого не ожидал. Внезапно ее идеи и цитаты из ее работы оказались в моих социальных сетях. Федеричи является давним сторонником идеи о том, что домашний труд является неоплачиваемым трудом, она была основателем движения «За оплату домашнего труда» в начале 1970-х годов. Федеричи утверждает, что это одна из форм гендерного экономического угнетения и эксплуатации, на которой покоится весь капитализм.

Эти идеи не были так уж неизвестны и до пандемии. Но мейнстримный феминизм – не говоря уже о мейнстримных экономике и политике - в основном игнорирует домашний труд. Вместо этого он измеряет расширение прав и возможностей женщин по их присутствию и влиянию на рабочем месте, что достигается за счет передачи домашней работы и ухода за детьми экономически менее обеспеченным женщинам за низкую плату. Несмотря на это, женщины по-прежнему заняты домашним трудом. Сейчас часто можно услышать термин "вторая смена" (придуманный в 1989 году социологом Арли Хочшильдом), который описывает, как работа по содержанию дома и уходу за детьми по-прежнему несоразмерно ложится на женщин, даже если они работают полный рабочий день и платят кому-то еще за помощь. Более того, люди, которым платят за домашний труд (например, уход за престарелыми или уборка дома), как группа, получают плохую компенсацию, им отказывают в защите или льготах на рабочем месте. Эти рабочие места в основном занимают цветные женщины и женщины-иммигранты. Такое явление с трудом можно назвать успехом для женщин в целом.

Эксперты по вопросам государственной политики и экономисты в течение последних нескольких лет указывали на ошибочность исключения домашнего труда из таких экономических параметров, как ВВП. Они призывают учитывать данные, свидетельствующие о том, что неоплачиваемый труд женщин представляет собой огромный сегмент экономической деятельности в каждой стране. Год назад OXFAM распространила исследование, показывающее, что если бы американские женщины получали минимальную заработную плату за работу по дому и уход за родственниками, они бы заработали 1,5 триллиона долларов в 2019 году. В мировом масштабе стоимость этого неоплачиваемого труда составила бы почти 11 триллионов долларов.

В своей речи в 2019 году Мэрилин Уоринг, социолог и давний сторонник пересмотра экономических показателей «производительности», отметила абсурдность определения таких видов деятельности, как уход за престарелыми родственниками или новорожденными, покупки и приготовление пищи, как не имеющих ценности или как досуг. «Нельзя проводить правильную политику, если крупнейший сектор экономики вашей страны не заметен», - сказала она. «Вы не можете быть уверены, что точно знаете, где находится нужда».

Это не единственная часть нынешней экономической системы, которая кажется больной. Разрыв в благосостоянии неоправданно велик, как никогда много работников заняты на нестабильной или низкооплачиваемой работе или подчиняются капризам «гиг-экономики». По мере того как истощение и неуверенность, вызванные этими экономическими условиями, углубляются, все больше и больше людей приходят к мысли о том, что трясина социальных недугов Америки может быть связана с неправильным отношением к труду и вопросом о том, чья работа ценна.

Когда начался локдаун, эта растущая проблема переросла в кризис. Сначала началась дискуссия об "основных работниках", категории, которая часто связана с самыми низкооплачиваемыми работниками. Затем среди среднего и зажиточного классов пришло острое осознание того, что их жизнь протекала гладко, потому что они могли передавать домашний труд - и, что особенно важно, уход за престарелыми и детьми - другим людям. После почти годичного закрытия школ работающие родители в полной мере оказались осведомлены о том, в какой степени они возлагают уход за детьми на низкооплачиваемых учителей, которые отдают себя этой работе восемь часов в день.

Американские родители обнаружили, что работа на полную ставку едва покрывает или даже не покрывает оплату и возмещение всех потребностей семьи. Ничто из этого не ново, особенно для одиноких родителей, которые уже работали на нескольких работах с минимальной заработной платой и не были в состоянии оплатить квартплату или питание, не говоря уже о том, чтобы нанять няню. Но возвращение «профессиональных классов» (при.пер. – в качестве синонима «квалифицированных специалистов») в ситуацию, которая кажется им столь непригодной для жизни, вызвало радикальные настроения. Все чаще даже те, кто относительно не пострадал от пандемии, выражают антикапиталистические настроения, критикуют экономику, которая недоплачивает или игнорирует домашний труд. Группа богатых актрис и руководительниц (включая Джулианну Мур, Шарлиз Терон и лидеров Birchbox, ClassPass и Rent the Runway) призывают к "Плану Маршалла для мам", включающему ежемесячные государственные выплаты матерям. «Вы хорошо это понимаете: Мамы – основа общества», - пишут они. – «Мы устали работать бесплатно». Шонда Раймс написала в Твиттере в марте прошлого года: «Учила дома 6-летнего и 8-летнего детей в течение 1 часа и 11 минут. Учителя заслуживают зарабатывать миллиард долларов в год. Или в неделю».

В марте прошлого года ученый и активистка Кианга-Ямахтта Тейлор пророчески написала в The New Yorker (https://www.newyorker.com/news/our-columnists/reality-has-endorsed-bernie-sanders): «Жизнь в Америке резко и внезапно перевернулась, и когда все переворачивается с ног на голову, дно всплывает на поверхность и становится открытым для света». Это был год отвратительных разоблачений, которые большинство американцев – миллионы уволенных или отправленных в отпуск, или которым посчастливилось считаться «несущественными», - пережили в изоляции дома. Дома, где скапливается посуда, где нагрузка по уборке и стирке возросла во имя заботы о здоровье. Дом стал зоной столкновений многих видов работы. Дом, который потеряли или рискуют потерять 34 миллиона американцев из-за потери работы и последующего выселения.

Как бы выглядел этот год, если бы работа, которую мы делаем для того, чтобы поддерживать друг друга, себя и мир вокруг нас, была оценена по достоинству? Насколько другим могло быть будущее, если бы, как предлагает Федеричи, «мы отказались основывать свою жизнь и наше размножение на страданиях других», если бы «мы отказались видеть себя изолированными от них»?

Популярность Федеричи выросла после «Захвати Уолл-Стрит», движения, которое познакомило новое поколение левых феминисток с её произведениями. В прошлом году она неоднократно цитировалась в популярных изданиях – от The New Yorker до The Atlantic и до The Cut to Teen Vogue, в статье под названием "Социалистический феминизм: что это и как он может заменить корпоративный ‘Girl Boss’ феминизм?» (https://www.teenvogue.com/story/what-is-socialist-feminism)

Когда мы встретились в мае, Федеричи казалась менее паникующей, или, может быть, менее застигнутой врасплох, чем большинство тех, кого я знаю. Она была сосредоточена и энергична, когда шла ко мне через парк, улыбаясь под маской. Она легкая и стройная, с живыми руками и короткими, кудрявыми седыми волосами. Когда мы шли, она быстро говорила, подсчитывая взаимосвязанные формы уязвимости, которые всегда существовали, но которые теперь затрагивали даже людей, которые думали, что они иммунны.

Она сказала, что иногда удивляется, что люди звонят ей сейчас, чтобы поговорить о том, что она написала 20 или 30 лет назад. Но она давно подозревала, что опасность обесценивания работы по уходу в конечном итоге материализуется в кризис слишком большой, чтобы его игнорировать. «Существовавшее ранее состояние - это система, которая делает жизнь невыносимой и нездоровой для миллионов людей», - сказала она, ее слова слегка приглушены шарфом. – «Это система, которая не работает - это главное уже существующее условие».

Федеричи была рождена «под бомбами». Вторая дочь профессора философии в Парме, в Италии, она была, по рассказам её матери, незапланированным ребёнком военного времени. «Я родилась в Парме в 1942 году, в один из худших годов истории человечества, я думаю», - сказала она мне. – «Январь был началом Окончательного Решения». Её мать ложилась спать в одежде и просыпалась под красным небом посреди ночи, хватала новорожденную Федеричи и свою 4-летнюю сестру и "убегала" на окраину Пармы, в поля, где она сидела в грязи с детьми до рассвета. Смеясь, Федеричи сказала мне, что этот опыт заставил ее никогда не иметь детей: ужас прятаться в полях с детьми, бутылки молока, ужасная уязвимость мира.

Парма, в отличие от многих частей Италии после Второй мировой войны, была оплотом коммунистов, и в подростковые годы Федеричи находилась под влиянием рабочих и антифашистских движений. Теории угнетения и прав рабочих были разговором во время обеда. На протяжении её детства её родители и друзья обсуждали, что значит "война", и что выковал фашизм.

Левая политика Пармы бурно сосуществовала с ее патриархальной культурой: отец Федеричи, профессор философии, был «единственным, кто знал». Ее мать, которая происходила из крестьянской семьи, «не должна была знать». Она готовила, убирала, ходила по магазинам, заботилась о детях и делала вручную все, что они не могли себе позволить. «Никто не видит мою работу», - жаловалась мать Федеричи. Ее отец дразнил,- «Это потому, что эта работа не настоящая».

В свои 30 лет Федеричи отказалась иметь какое-либо отношение к тому, о чём её воспитывали думать как о «женской работе», всему, что делала её мать. (Позже, будучи аспиранткой, изучающей феноменологию в Буффало, она ела необработанные хот-доги прямо из упаковки и картофель, который она неохотно сварила.) «Кажется, я почувствовала обесценивание ее работы. Это была деятельность, которая не заключала в себе ни наград, ни удовольствия».